Datasets:

AigizK

/

mari-russian-parallel-corpora

like 7

Ончен куштышна, ӧпкелен ок керт.

Вырастили – обижаться не может.

Тольык арам ме тудлан ӱшанышна.

Только напрасно мы на него надеялись.

Тюрьмаш тудым шындышт.

Посадили его в тюрьму.

Кодшо тылзын ватем тышанак колыш.

В прошлый месяц жена здесь же померла.

Тау, тойымо сомылым «Заря» комбинатысе профсоюз комитетын председательже Раиса Павловна Жулина шке ӱмбакыже нале.

Спасибо, похоронные хлопоты на себя взяла председатель комитета профсоюза комбината "Заря" Раиса Павловна Жулина.

Шкеже мый ом сеҥе ыле.

Сам-то не справился бы.

Колымешкем, тудлан таумутым каласем.

До смерти буду благодарен ему.

Еҥ верч тургыжланыше айдеме.

Человек, беспокоящийся о других.

Мыйже мо, йолдымо, нимом ыштен ом керт ыле.

Я-то что, безногий, ничего бы не смог сделать.

Памятникым ыштыкташ сӧрыш, да шкежат верге дене черланен колен манме гыч шоктыш.

Обещала насчёт памятника похлопотать, но, говорят, сама заболела гриппом и скончалась.

Мыланем шкетланем пеш йӧсӧ.

Мне плохо одному.

Эркын шортам.

Плачу потихоньку.

Сай игечыште, коляске оравам кидем дене пӱтырен, кугорныш шумеш лектам, мемнан ола могырыш кайыше машина-влакым ончыштам да монь.

В хорошую погоду летом в своей коляске добираюсь до трассы, гляжу на машины, проезжающие в сторону нашего города.

Телымже пӧлем гыч нигушкат от лек.

Зимой-то из помещения никуда не выйдешь.

Тысе илышлан пыкше тунем шуым.

Кое-как привык к здешней жизни.

Нимолан йӧрдымыш савырненам вет, йолемжым пеш кӱшыч пӱчмӧ.

Ведь в никчёмного превратился, ногу больно высоко отрезали.

Коршташыжат коршта.

Болит постоянно.

Протезым ыштыкташ кӱлеш да...

Надо бы протез заказать...

Тау, кеч тудыжлан оксам тӱлаш ок кӱл, тугак ыштен пуат, маныт.

Благо, хоть за него не надо деньги платить, говорят, бесплатно должны сделать.

Адакат вет нелылык — тышке лӱмынак огыт тол, врач деке кайыман.

Так снова проблема – сюда специально не приедут, надо ехать к врачам.

Идалыкат пеле гыч эргым ярсен толшаш.

Через полтора года должен освободиться сын.

Мыйын вет шке суртем уло.

У меня ведь есть собственный дом.

Кызытеш квартирант-влакым пуртен коденам.

Пока там живут квартиранты.

Толмекыже, эргым мыйым тышеч наҥгая.

Вот сын приедет и возьмёт меня отсюда.

Ала...

Может быть...

Ушем дене, такшым, тышан ынем код.

В мыслях, конечно, не хочу здесь оставаться

Але вара тышанак колаш логалеш?» —

Неужели здесь придётся помирать?»

каласкала шоҥго салтак шке илышыж нерген, шинчалукшо гыч яндар вӱд йоген лекмым огешат шиж, огешат ӱштыл...

рассказывает старый солдат о своей жизни, не замечая, как из уголков глаз выступает светлая водица, не вытирает её...

А Нурмучаш Шайра кува Матрёна Тимофеевна Ефимова ӱмыр мучкыжо ялыште илен.

А старуха из деревни Нур-Шари Матрёна Тимофеевна всю жизнь прожила в деревне.

Шке жапыштыже чылаже шым икшывым ыштен, но нылытынже эше изиш годымак колен пытеныт.

Родила в своё время семерых детей, но четверо умерли ещё маленькими.

«Мӱшкырышт коршта да колат, нигузе арален налаш ыш лий», — ойла тудо, а шкеже халатшым кудашаш тӧча, мый врач улам шона.

«Животы у них болели, никак спасти не удалось», — говорила она и пыталась снять халат, думая, что я врач.

«Ит кудаш, кылмет», — йодам мый, но шоҥго ӱдырамаш шонымыжым ышташак тырша.

«Не раздевайся, замёрзнешь», — прошу я, но старая женщина старается доделать задуманное.

«Оҥем колыштат мо?

«Груди будешь слушать?

Кушто тылат ончыкташ?» — уэш-пачаш йодыштеш шоҥго кува.

Где тебе показать?», — по нескольку раз подряд спрашивала старуха.

Врач омыл манын умылтараш пижам, ок колышт.

Пытаюсь объяснить, что я не врая, не слушает.

Пылышыже пеҥгыдырак, чот ойлыман.

Плохо слышала, приходилось напрягать голос.

Йӱдыгашыжат тӱҥалын, витне.

Видно, начинает и с ума сходить.

Ялыштыже Матрёнан кугу суртшо кодын, петырыме шинча.

В деревне у Матрёны остался большой дом, стоит закрытый.

«Мылам мӧҥгеш каяш ок лий мо? — умылынеже туда да сайракын ужшо шинчаж дене мыйым туран ончалеш, вара чояракын шыргыжалеш.

«Нельзя ли мне назад? — выпытывала она и одним глазом, который лучше видел, смотрит на меня внимательно, потом хитровато улыбается.

— Илем ыле пошкудышто, кеч азаштым ончем.

— Жила бы у соседей, нянчилась бы с их детьми.

Ялсовет председатель «Пумат пуэм» манын, такшым.

Председатель сельсовета мне и дрова обещал подвезти.

Э-э, ӱдырем, ик эргымже пеш жал.

Э-э, дочка, одного из моих сыновей больно уж жалко.

Колен.

Умер.

Тудлан улыжат кумло кок ий ыле.

Ему всего тридцать два года было.

Вес эргым Самара олаште ила.

Другой сын в Самаре живёт.

Шукертак тушко каен.

Давно туда уехал.

Ӱдыржымат марлан пуэн манмым колынам.

Слышала я, что и дочку уже замуж выдал.

Ок пӧртыл Ольошем шочмо верышке.

Не вернётся мой Ольош на родину.

Мыйжат ом кӱл.

И я не нужна.

А мый тудым пеш неле жапыште ончен куштенам.

А я его в такое трудное время растила.

Тудо мыйын икымше.

Первый он у меня.

Марием сарыш коштын, мый мӱшкыран кодынам.

Муж ходил на войне, я беременная оставалась.

Йоча шочын, ялыште паша — шуҥгалт пуреҥгайымешке.

Ребёнок родился, работы в деревне — споткнёшься и падаешь.

Ольошем нигушан да нигӧ дене кодаш, да пӧртӧнчыл воктен чома семын йолыштен коденам, шкеже пасуш тӱредаш куржынам.

Ольоша негде и не с кем оставить, так я его стреножила, как жеребёночка, у крыльца, а сама бежала в поле жать.

Моло пошкудо-влак дене пырля шке аҥамым поген налын шукташ кӱлын.

Надо было успевать вместе с остальными соседями свою полосу убрать.

Ачаже тольо — эргыланна вич ий.

Отец вернулся, а сыну пять лет.

Пешак куржталеш.

Бегает вовсю.

Ачажым, «палыдыме» пӧръеҥым, шотышкат ок нал...

На отца, "незнакомого" мужика, внимания не обращает.

Кудло ий марием дене пырля илышна.

Мы с мужем шестьдесят лет вместе прожили.

Колыш вет.

Умер ведь.

Мом ыштет-я.

Что поделаешь.

Ила гын, мыят тышке толам ыле, кудыштем илем ыле.

Был бы жив – я бы сюда не приехала, дома бы жила.

Ялышкемже ынде огыт колто вет.

Не отпустят ведь меня теперь в деревню.

Колем гын, мемнан шӱгарлашкат огыт наҥгай.

Если умру, не повезут меня на наше кладбище.

Ой-ой, тышанак пыштат?

Ой-ой, здесь же положат?

Э, халатем, ане, кудашам, ончет огыл мо могыремжым?»

Э, давай, всё же, сниму халат, послушаешь ведь меня?»

Сумка гыч луктын, тутло шовыным Матрёна кокайлан шуялтем.

Достаю из сумки душистое мыло, протягиваю тёте Матрёне.

Тудо тунар чот куаныш!

Она так обрадовалась!

«Мыланем тиде?» — ӧрын шоҥго.

"Это мне?" — удивилась старая.

Доктор омыл манме мутемлан ӱшаныдеак савырнен ошкыльо.

Так и не поверив, что я доктор, повернулась и ушла.

Кужу коридор мучко изи капан, халат ӱмбалан халатым чиен пытарыше кува ошкылеш.

По длинному коридору шагает маленькая ростом старуха, в халатах один на другом...

Тӱсыштыжӧ «Огыт ончо гын, молан ӱжыктеныт?» манме йодыш возалтын, шовынжым шола кидше дене оҥышкыжо кучен.

На лице записался вопрос: "Если не осмтаривают, то зачем вызывали?", левой рукой прижала к груди мыло.

Палыме лийым Тошнер вате Елизавета Ивановна денат.

Познакомилась я и с женщиной из Тошнера Елизаветой Ивановной.

Ошкыл ок керт, йолжым паралич перен, кидшат начарын тарванылеш.

Ходить не может, ноги парализованы, и рука плохо действовала.

Лисук кокайлан кудло кандаш ий, инвалид орваште шинча.

Тётушке Лисук шестьдесят восемь лет, сидит в инвалидной коляске.

Туге гынат шкенжым арун кучаш тырша, ала-кунам мотор улмыжо кызытат пале.

Несмотря на это, старалась быть аккуратной, сохранились следы её прежней красоты.

Мутланыме годым тудат чарныде шортеш, нигузе лыпландараш ок лий.

При разговоре она тоже постоянно плакала, никак невозможно успокоить.

Изиш шӱлышым налмеке, шке нергенже тыге каласкалыш: «Мый Тошнер гычше пеш шукертак каенам, шотленат от му ынде.

Немного отдышавшись, поведала мне свою историю: «Из Тошнера ушла я уехала очень давно, невозможно и сосчитать.

Акай дене пырля илем, шонышым.

Думала, проживу вместе со старшей сестрой.

Акамже пикталте.

Но старшая сестра повесилась.

Моланжым омат пале.

Не знаю причины.

Мый пеш ойгырышым...

Я сильно горевала.

Тунем кертын омыл.

Грамоте не обучалась.

Еҥ суртла воктене азам ончен илен коштынам.

Ходила по чужим домам, нянчилась с детьми.

Коло ий еҥ йочам ончымо дене еш шотымат сайын шым чумыро.

Двадцать лет нянчила чужих детей, поэтому семью не смогла нормально создать.

Ик эргым ӱдырвуяк ыштышым.

Девушкой родила одного сына.

Йӧсӧ ыле гынат, шкетынак ончен куштышым, йол ӱмбак шогалтышым.

Вырастила его, хоть и трудно было, поставила на ноги.

Тудат ончыч тӱшкагудышто илыш, ӱдырым нале да веле пачерым пуышт.

И он сначала жил в общежитии, женился, дали ему потом квартиру.

Шешке дене илаш ок лий — кӱлат мо тудлан?

Со снохой невыносимо жить — разве ты ей нужна?

Шочмо ава ута да.

Родная мать даже чужой становится.

Шоҥго-шамычын илыме пӧртыш толмекем, колянен-колянен, шӱмемат начареште.

Когда пришла в дом престарелых, переживала сильно, сердце стало слабым.

Ондакше эргым кажне шуматкече-рушарнян кошто.

Сначала сын приезжал в каждую субботу-воскресенье.

Пытартыш жапыште тудат йомо.

В последнее время и он пропал.

Автобус тышке пел шагат наре веле кудалыштеш.

Автобус сюда доезжает примерно за полчаса.

«Авай, уныкат армий гыч толшаш.

«Мама, внук твой из армии должен вернуться.

Мӧҥгыш пӧртылешат, вара тый декет коктын толына», — мане.

Говорил: "Вото вернётся домой, мы к тебе вдвоём приедем».

Вучем, да огыт кой шол".

Жду, да не видать что-то.

А мый эре ончем да ончем, омсаш ончем..."

А я всё жду и жду, на двери гляжу...»

Мутланен ярныш.

Устала разговаривать.

Санитарке тудын орважым, шӱкен, палатышке наҥгайыш.

Санитарка, толкая коляску, увезла её в палату.