mhr
stringlengths
0
1.63k
rus
stringlengths
0
1.74k
I
I
— Ямщик, станций марте тора мо?
— Скоро ли станция, ямщик?
— Але тора, поран марте огына шу, очыни, ужат, йӱдйымал мардеж кузе пӱтыра.
— Не скоро еще, — до метели вряд ли доехать, — вишь, закуржавело как, сивера идет.
Да, очыни, поран марте огына шу.
Да, видно, до метели не доехать.
Кас велеш утыр йӱкшемда.
К вечеру становится все холоднее.
Тер йымалне лум кочыртатыме йӱк шокта. Шем чодыраште мардеж лӱшка. Аҥысыр корно ӱмбалне пушеҥге укш-шамыч шӱлыкын койын кечат.
Слышно, как снег под полозьями поскрипывает, зимний ветер — сивера — гудит в темном бору, ветви елей протягиваются к узкой лесной дороге и угрюмо качаются в опускающемся сумраке раннего вечера.
Аҥысыр, изи кибиткыште шинчаш нимат каньыле огыл. Ӧрдыжемлан шыгыр, ситартышыжым мыйым наҥгайыше-шамычын револьвер ден шашкышт ӧрдыжемым корштарат.
Холодно и неудобно. Кибитка узка, под бока давит, да еще некстати шашки и револьверы провожатых болтаются.
Мардеж мурымо семынак, пӱгысӧ оҥгыр шкенжын ик семан мурыжым мура.
Колокольчик выводит какую-то длинную, однообразную песню, в тон запевающей метели.
Мемнан пиалеш — гӱжлен шогышо чодыра тӱрысӧ станций пӧртын тулжо койылалтыш.
К счастию — вот и одинокий огонек станции на опушке гудящего бора.
Мыйым наҥгайыше кок жандарм, сакалыме оружийышт дене йыҥгыртатен, чот олтен шындыме, шӱчаҥ пытыше пӧртыш пурышт да вургемышт гыч лумым почкат.
Мои провожатые, два жандарма, бряцая целым арсеналом вооружения, стряхивают снег в жарко натопленной, темной, закопченной избе.
Пӧрт кӧргӧ пеш нужнан коеш.
Бедно и неприветно.
Оза вате чыра тулым изыкеш пижыкташ тӧча.
Хозяйка укрепляет в светильне дымящую лучину.
— Иктаж мом кочкаш муаш лиеш мо?
— Нет ли чего поесть у тебя, хозяйка?
— Мемнан нимат уке...
— Ничего нет-то у нас...
— А кол?
— А рыбы?
Тендан вет эҥер тора огыл.
Река тут у вас недалече.
— Кол пеш шуко ыле, вӱд кома чыла кочкын пытарен.
— Была рыба, да выдра всю позобала.
— Ну, кеч пареҥгым...
— Ну, картошки...
— Ынде те манза!
— И-и, батюшки!
Пареҥгына кылмен, чыла кылмен.
Померзла картошка-то у нас ноне, вся померзла.
Нимом ышташ; ала кузе эше самовар улмаш.
Делать нечего; самовар, к удивлению, нашелся.
Оза кува шоган ден киндым конден пуыш, шокшо чай дене мӱшкырым темышна.
Погрелись чаем, хлеба и луковиц принесла хозяйка в лукошке.
А мардеж утыр талышнен, шӱраш гай лумым окна яндашке кышка, мардеж пуалме дене коклан чыра тулат чытыралтеш.
А вьюга на дворе разыгрывалась, мелким снегом в окна сыпало, и по временам даже свет лучины вздрагивал и колебался.
— Каенже огыда керт, — малыза!
— Нельзя вам ехать-то будет — ночуйте!
— ойла шоҥго кува.
— говорит старуха.
— А мо, малена.
— Что ж, ночуем.
Те вет, господин, пешыжак огыда вашке?
Вам ведь, господин, торопиться-то некуда тоже.
Ужыда — верже тыште могае!..
Видите — тут сторона-то какая!..
А умбакыже, ӱшаныза, эше уда лиеш, — мыйым ужатыше кокла гыч иктыже ойла.
Ну, а там еще хуже — верьте слову, — говорит один из провожатых.
Пӧртыштӧ чыла шып лие.
В избе все смолкло.
Эсогыл оза куват кӱнчылажым пыштен малаш возо, чыра тулат йӧрыш.
Даже хозяйка сложила свою прясницу с пряжей и улеглась, перестав светить лучину.
Тӱнысӧ мардеж гына шып пӧртым шургыкта.
Водворился мрак и молчание, нарушаемое только порывистыми ударами налетавшего ветра.
Мыйын омем ок шу.
Я не спал.
Мардеж толашыме годым мыйын вуйышкем икте почеш весе, неле шонымаш-шамыч толын пурат.
В голове, под шум бури, поднимались и летели одна за другой тяжелые мысли.
— Ужамат, господин, тендан омыда ок шу?
— Не спится, видно, господин?
— саде ужатышак пелештыш, тудо «старшойлан» шотлалтеш, первый ончалмаш гычак кумылым савыра, чурийжат интеллигентныйла коеш, толмо годым мыйым обижаен огыл.
— произносит тот же провожатый "старшой", человек довольно симпатичный, с приятным, даже как будто интеллигентным лицом, расторопный, знающий свое дело и поэтому не педант.
— Уке, ок шу.
— Да, не спится.
Ик жап коктынат шып лийна, но ужам — тудат ок мале, тудынат вуйыштыжо ала могай шонымаш пӧрдеш.
Некоторое время проходит в молчании, но я слышу, что и мой сосед не спит, — чуется, что и ему не до сна, что и в его голове бродят какие-то мысли.
Вес ужатышыже, тудын полышкалышыже, але самырык, садлан тудо чот нойышо самырык айдемылак мала.
Другой провожатый, молодой "подручный", спит сном здорового, но крепко утомленного человека.
Омыж дене ала-мом вудымалта.
Временами он что-то невнятно бормочет.
— Ӧрам мый тыланда, — унтерын тыматле йӱкшӧ шокта: — самырык айдеме, тунемше, благородный улыда манаш лиеш, — а йоҥылыш илышыш кораҥында...
— Удивляюсь я вам, — слышится опять ровный грудной голос унтера, народ молодой, люди благородные, образованные, можно сказать, — а как свою жизнь проводите...
— Кузе?
— Как?
— Эх, господин!
— Эх, господин!
Але вара ме огына умыло!..
Неужто мы не можем поникать!..
Чыла умылена, изи годсекак тӱрлым ужаш пернен, палена...
Довольно понимаем, не в эдакой, может, жизни были и не к этому сызмалетства-то привыкли...
— Ну, те кӱлеш-оккӱлым ойлыштыда...
— Ну, это вы пустое говорите...
Тидым мондашат жапда ыле...
Было время и отвыкнуть...
— Але вара тыланда куанле?
— Неужто весело вам?
— мый дечем ӱшаныдымын йодо.
— произносит он тоном сомнения.
— А тыланда куанле?..
— А вам весело?..
Шып.
Молчание.
Гаврилов (умбакыже тудым тыге манаш тӱҥалына), очыни, ала мом шона.
Гаврилов (будем так звать моего собеседника), по-видимому, о чем-то думает.
— Уке, господин, мыланнат куанле огыл.
— Нет, господин, невесело нам.
Ӱшаныза, южгунамже ош тӱняште илымат ок шу...
Верьте слову: иной раз бывает — просто, кажется, на свет не глядел бы...
Молан тиде тыгай — ала, но коклан тугай жап толеш — кеч шӱмышкӧ кӱзым кер.
С чего уж это, не знаю, — только иной раз так подступит — нож острый, да и только.
— Службо неле мо?
— Служба, что ли, тяжелая?
— Службо — службо шот дене...
— Служба службой...
Конешне, яра коштмо гай огыл, да адак начальстват строгий улыт, но кеч-мо-гынат, тидлан огыл...
Конечно, не гулянье, да и начальство, надо сказать, строгое, а только все же не с этого...
— Молан вара?
— Так отчего же?
— А кӧ пала?..
— Кто знает?..
Адак шып.
Опять молчание.
— Службо мо.
— Служба что.
Шкендым гына сайын кучаш кӱлеш.
Сам себя веди аккуратно, только и всего.
А мыланем утларак сайын кучаш кӱлеш, мый вашке мӧҥгышкем каем.
Мне, тем более, домой скоро.
Мый салтакыш налме улам, жапем пыта.
Из сдаточных я, так срок выходит.
Начальникат ойла: «Код, Гаврилов, мом тый ялыште ышташ тӱҥалат?
Начальник и то говорит: "Оставайся, Гаврилов, что тебе делать в деревне?
Мемнан дене тый сай шотышто коштат...»
На счету ты хорошем..."
— Кодыда?
— Останетесь?
— Уке.
— Нет.
Ик семынже мӧҥгыштыжат...
Оно, правда, и дома-то...
Кресаньык пашам монденам...
От крестьянской работы отвык...
Кочкыш шотыштат.
Пища тоже.
Ну, мутат уке, кумыл шот...
Ну и, само собой, обхождение...
— Торжалык тиде...
Грубость эта...
— А мо вара тугеже?
— Так в чем же дело?
Изиш шоналтымек, тудо пелештыш:
Он подумал и потом сказал:
— Те огыда ӧркане гын, мый тыланда ик томашам ойлем...
— Вот я вам, господин, ежели не поскучаете, случай один расскажу...
Мый денем лийын...
Со мной был...
— Ойлыза.
— Расскажите...
II
II
Службышко мый 1874 ийыште каенам, вигак эскадроныш верештынам.
Поступил я на службу в 1874 году, в эскадрон, прямо из сдаточных.
Сайын служитленам, манаш лиеш, чыла ышташ тыршенам, утларакшым нарядыш коштынам: парадыш, але театр дек, — шкеат шинчеда.
Служил хорошо, можно сказать, с полным усердием, все больше по нарядам: в парад куда, к театру, — сами знаете.
Грамотым тунамак сайын палем ыле, ну, начальстват мыйым огыт шӱкал ыле.
Грамоте хорошо был обучен, ну, и начальство не оставляло.
Майор мемнан, мыйын земляк ыле, тыге тыршымемым ужынат, икана шке декыже ӱжын, ойла: «Мый тыйым, Гаврилов, унтер-офицерлан представитлем...
Майор у нас земляк мне был и, как видя мое старание, призывает раз меня к себе и говорит: "Я тебя, Гаврилов, в унтер-офицеры представлю...
Тый командировкышто лийынат мо?» — Никак нет, — манам, — ваше высокоблагородие.
Ты в командировках бывал ли?" — Никак нет, говорю, ваше высокоблагородие.
— «Ну, — манеш, — вес гана тыйым подручныйлан колтем, ончет, — манеш, — могайрак паша — нелыже нимат уке».
— "Ну, говорит, в следующий раз назначу тебя в подручные, присмотришься — дело нехитрое".
— Колыштам, — манам, — ваше высокоблагородие, тыршаш куанем.
— Слушаю, говорю, ваше высокоблагородие, рад стараться.
А командировкышто мый чынак ик ганат лийын омыл, — ну, тендан гай-шамыч дене.
А в командировках я точно что не бывал ни разу, — вот с вашим братом, значит.
Да тушто йӧсыжӧ нимоат уке, но инструкцийым сайын палаш кӱлеш, да шканат писе лийман.
Оно хоть, скажем, дело-то нехитрое, а все же, знаете, инструкции надо усвоить, да и расторопность нужна.
Ну, йӧра...
Ну, хорошо...
Иктаж арня жап гыч дневальный мыйым да ик унтер-офицерым начальник дек ӱжеш.
Через неделю этак места зовет меня дневальный к начальнику и унтер-офицера одного вызывает.
Толынна.
Пришли.
— «Тыланда, — манеш, — командировкыш каяш перна.
"Вам, говорит, в командировку ехать.
Теве тыланет, — ойла унтер-офицерлан, — тиде подручный лиеш.
Вот тебе, — говорит унтер-офицеру, — подручный.
Тудо эше ик ганат командировкышто лийын огыл.
Он еще не бывал.
Шекланыза, — манеш, — ида нере, — замок гыч ик барышням, политичкам, Морозовам наҥгаяш кӱлеш.
Смотрите, не зевать, справьтесь, говорит, ребята молодцами, — барышню вам везти из замка, политичку, Морозову.
Теве тыланда инструкций, эрла оксам налыда да тарваныза!..»
Вот вам инструкция, завтра деньги получай и с богом!.."
Унтер офицер Иванов кугурак шотеш ыле, а мый тудын подручныйжо, тевыс, мыйын йолташем семын.
Иванов, унтер-офицер, в старших со мною ехал, а я в подручных, — вот как у меня теперь другой-то жандарм.
Старшийлан казна сумка пуалтеш, окса да кӱлеш кагаз-шамыч тудын кидыште, счетым тудо воза, а подручныйын пашаже: иктаж-куш каяш, але ӱзгарым оролаш.
Старшему сумка казенная дается, деньги он на руки получает, бумаги; он расписывается, счеты эти ведет, ну, а рядовой в помощь ему: послать куда, за вещами присмотреть, то, другое.
Ну йӧра.
Ну, хорошо.