mhr
stringlengths
0
1.63k
rus
stringlengths
0
1.74k
Горлов Румелёв ден Чопаным шыдын ончалят, оза почеш вашкыш.
Горлов, кинув угрожающий взгляд на Румелёва и Чопана, поспешил за хозяином.
— Николай Петрович, а, Николай Петрович, — ӱедеш приказчик, — мый тиде Эргубаевлан ала-молан ом ӱшане.
— Николай Петрович, а, Николай Петрович, — залебезил приказчик, — что-то не верю я этому Эргубаеву.
— Мо шотышто? — савырныде, йодо Пеньков.
— В чем? — не оборачиваясь, спросил Пеньков.
— Муро шотышто, манам.
— Да вот хотя бы с песней...
Очыни, тудо Озаҥыште огыл, тыште колын.
А вдруг он ее слышал не в Казани, а здесь?
— Тыгеат лийын кертеш, — пеҥыжалтыш Пеньков.
— Может, и так, — прохрипел Пеньков.
— Тугеже тый шке титакан улат.
— Тогда ты сам виноват.
Чодыраште чӱчкыдынрак лияш кӱлеш.
Почаще надо бывать в лесу.
Горлов шып лие.
Горлов промолчал.
Нуно тер деке тольыч, имньым савырышт да йыгыре пурен шинчын кудал колтышт.
Они подошли к саням, уселись в них и, повернув коней, укатили с участка.
Кечывал деч вара кава, неле пыл дене леведалтын, пушеҥге вуйыштак кечымыла коеш.
После обеда тяжелые свинцовые тучи обволокли все небо и опустились почти до самых вершин деревьев.
Нугыдо лум лумаш тӱҥале.
Повалил густой снег.
Еҥ-влак пашам пытаренытат, эркын теле пӧрт деке ошкылыт.
Люди закончили работу и медленно пошли к зимовью.
Чодыра руышо кокла гыч иктышт озан толмыжым шарналтат, тудын нерген аляк мутымат ойлыштыт, весышт шып ошкылыт, нойымышт дене йолыштым пыкше налыт.
Одни из лесорубов вспоминали о приезде хозяина, отпуская по его адресу нелестные соленые словечки, другие брели молча, еле передвигая от усталости ноги.
Теве йӱлен пытыдыме ик тулото воктене гына кок еҥ чарналтыш.
Только у одного недогоревшего костра задержалось два человека.
Тамакым шупшылмышт годым тулойып мӱндыркӧ чли-и койылда.
В наступившей темноте видно, как вспыхивают их цыгарки.
Десятник Эргуваеват чодыра гыч але каен огыл.
Не ушел из леса и десятник Эргубаев.
Тудо, приёмным ыштен пытарымекыже, тулдӱрыш шинчын шотлыш, а вара, нине кок еҥым ужын, нунын дек пураш лие.
Закончив прием работы лесорубов, он присел у штабеля бревен и стал подсчитывать их дневную выработку.
Теве кызыт эркынрак тулдӱрыш лишемеш: «Кӧмыт тыге шинчылтыт?
Собираясь уходить, он заметил сидящих у костра лесорубов. «Кто это?
Молан нуно каяш огыт вашке?..»
Почему они не спешат к зимовью?»
Десятник палыш: иктыже — Румелёв, весыже — Чолпаев.
В одном лесорубе он узнал Румелёва, а в другом — Чолпаева.
Эргубаев изирак кож дек йышт толын шогале; тудыжо тулото деч тораште огыл шога; чӱч лийын, укшла шеҥгек шыле.
Эргубаев подкрался к небольшой елочке, которая стояла недалеко от костра и, присев на корточки, укрылся за ее ветвями.
Мутланыме йӱк тудын пылышыш шокта.
До него донесся разговор:
— Тугеже тый Озаҥыш...
— Значит, ты в Казань...
Раш...
Ясно...
Чопанын тиде мутшым коча сайын кольо, а Румелёв мом ойла — умылен огеш керт.
Эти слова Чопана дед расслышал хорошо, а вот что говорил Румелёв — не мог разобрать.
— Тугеже мый тый денет, — адак каласыш Чолпаев.
— Тогда мы с тобой, — снова сказал Чолпаев.
— Умылем, умылем...
— Понимаю, понимаю...
Шонымашна чылт икгаяк...
Я тоже так думаю.
Ну, да!
Ну, да!..
Ӱшанен лий...
Будь уверен!..
Конешне, пырля ышташ тӱҥалына..
Конечно, будем работать вместе...
Эргубаев шӱлышым петырен колышт шинчыш.
Эргубаев слушал, затаив дыхание.
Вара эркын кынеле да, кож деч кораҥын, зимовко могырыш ошкыльо.
Затем осторожно приподнялся и, отойдя от ели, зашагал в сторону зимовья.
«Теве кузе улмаш, — шона семынже,
«Вот оно что, — подумал он.
— ынде умылышым».
— Теперь понятно.
Очыни, Чолпаев ден Румелёв ондакат ваш ужыныт улмаш. Ала Озаҥыште?
Наверно, Чолпаев и Румелёв встречались и раньше. Может, в Казани?
«Пашам пырля ышташ тӱҥалына»...
«Будем работать вместе»...
Могай пашам нуно ыштынешт?
Что же они решили делать вместе?
Шекланаш кӱлеш.
Нужно проследить»...
Кастене Чопан, кӱслежым налын, тулдӱреш шинче.
После ужина Чопан снял со стены гусли и подсел к костру.
Кӱслезе тӱрлӧ мурым шокта: рушлат, марлат, татарлат кертеш.
Гусляр может угодить всем: он знает и русскую, и марийскую, и татарскую музыку.
Пытартышлан, кунам тудо у мурым шокталтен колтыш, калык адакат мураш тӱҥале.
А когда запел вчерашнюю, новую песню, ее дружно подхватили все.
Теҥгече моло дене пырля Эргуваеват мураш тӧчылын ыле, а таче тудын мурымыжо огыл, колыштмыжат ок шу...
Вчера в этом деле пытался не отставать от остальных и Эргубаев, но сегодня, после разговора с Горловым, ему не хочется не только петь, а даже слушать этот мотив.
Пашазе-влак воднысо семынак куанен мурат.
А лесорубы поют так же дружно, как и вчера.
Мурен чарнымеке, десятник калык ӱмбак ончале.
А когда кончили петь, десятник угрюмо оглядел рабочих и сказал:
— Мурыда пеш сайжак огыл...
— А песня не очень хорошая...
Еҥ-влак ӧрын кайышт, тудым ончальыч.
Все с удивлением посмотрели в его сторону.
— Молан тыге шонет? — йодо Румелёв.
— Почему ты так думаешь? — спросил Румелёв.
— Моланже, моланже... — кенета чакналтыш шоҥго, вара ӱшанлын каласыш: — Мыйын шонымаште, тыгай мурым кугыжам пушташ шонышо ормыж-влак гына мурен коштыт.
— А потому, потому... — вдруг замялся старик, а потом уверенно произнес: — По-моему, такие песни поют только смутьяны, которые хотят убить царя.
Чодыра руышо-влак воштыл колтышт, но Чолпаев нуным чарыш.
Лесорубы рассмеялись, но Чолпаев остановил их.
— Чытыза...
— Подождите...
Ида воштыл...
Не смейтесь...
Эргубаев кугызай шке шонымыжым огыл ойла.
Дед Эргубаев высказывает не свои мысли.
Тудлан Пеньков але Горлов тыге каласен.
Это слова Пенькова или Горлова.
Десятник ылыже. Тудо писын кынел шогале.
Десятник вскочил на ноги и заволновался:
— Пеньков ойлен, манат?
— Говоришь, это слова Пенькова?
Пеньков кушеч тендан мурыдам шинча?
А откуда он может знать о вашей песне?
Мый тудлан каласаш чылт окмакшак омыл...
Я не такой дурак, чтобы рассказывать ему...
Э-э, да мом те умыледа?
Э-э, да что вы понимаете...
Мый тений первый спаслан кудло ийым темем.
Мне нынче на первый спас шесть десятков стукнет.
Изинекак чодыраш кошташ тӱҥалынам.
С малых лет я работаю в лесу.
Шуко озалан пашам ыштенам. Но нигуштат тыгай мурым колын омыл.
Видел разных хозяев, видел разных людей, но нигде не слышал такой песни...
— А молан теҥгече тый шкежат мурет ыле? — ушештарыш Назаров.
— Так ты же вчера сам пел ее с нами, — напомнил Назаров.
— Теҥгече мыйым ия алгаштарен улмаш...
— Вчера меня бес попутал...
А таче кече мучко шонен коштымат, умылышым.
А сегодня я думал-думал и все понял.
Тыланда мый порым шонем.
Я вам добра желаю.
Шоҥго еҥын мутшым колыштса, мондыза тудым, ида муро...
Послушайте старика, забудьте ее, не пойте...
Румелёв ден Чопан воштыл колтышт.
Румелёв и Чопан рассмеялись.
— А мом тый воштылат? — керылте десятник.
— А что смеетесь? — набросился на них десятник.
— Кызыт Российыште кугу тургым кая.
— Сейчас в России беспорядков много.
Мыланна шып илаш кӱлеш.
Нам надо жить тихо, осторожно.
Кӧ иктаж-мом ышта, вигак рестоватлат да — Сибирьыш.
А не то, чуть что — сразу арестуют и в Сибирь, на каторгу.
— Пытарышыч? — йодо Румелёв.
— Кончил? — спросил Румелёв.
— Пытен ма, пытен огыл ма, только тиде муро сай огыл, — мане да Эргубаев, тул воктек возын, чылымжым пералтыш.
— Кончил ли, нет ли, только в этой песне ничего хорошего нет, — сердито сказал Эргубаев и, присев у костра, стал выколачивать трубку.
— Тугеже, йолташ-влак, — шоктыш Румелёв, — Эргубаевын ойлымо тургым нерген мый тыланда шке умылтараш тӱҥалам.
— Тогда слушайте, друзья, — Румелёв привстал на колени, — я вам расскажу о тех «беспорядках», о которых сейчас упомянул Эргубаев.
Еҥ-влак шыпланышт.
Люди притихли.
Нунын кокла гыч иктат кызыт мо лийын шогымым раш огеш шинче. А чылажымат умылен налнешт: молан Питерыште пашазе-влакым кугыжан войскаже лӱен кышкен, молан Озаҥыштат калык лӱшка.
Никто из них не знал ничего определенного о последних событиях, а хочется узнать все: и почему царские войска в Питере стреляли в рабочих, и почему волнуется народ в Казани.
— Сандене тыге лектеш: мыланнат, чыла пашазе калык семынак, шке правана верч кучедалман, — манеш Румелёв.
— Вот и выходит, что нам, как и всему рабочему люду, за свои права бороться нужно, — говорит Румелёв.
— Колында, кузе таче мыйым оза вурсышт?
— Слышали, как хозяин ругал меня?
От шинче, пӱнчӧ тудлан кум теҥгеаш эҥгекым ыштен!..
Видите ли, ему три рубля убыток!..
Лектышым йомдарен!
Доход потерял!
Ынде вуй йырда шонен ончыза, ме кечеш мыняр пӱнчым йӧрыктена?
Теперь прикиньте, сколько мы сосен валим в день?
Мыняр пайдам озалан кондена!
Сколько мы приносим прибыли хозяину?
А мыняр тудо мыланна тӱла?
А сколько он нам платит?..
Кечылан кумло ыр гына!
Тридцать копеек в день!
Уке, мыланна, Эргубаев ойлымо семын, шып шинчыман огыл.
Нет, нельзя сидеть тихо и ждать, как советует дед Эргубаев..
Шке правана верч шкалан кучедалман.
Нужно самим бороться за свои права.
Тыге вет?
Так что ли?
— Чын!
— Правда!..
Конешне, чын!
Конечно, правда!..
— Туге шол.
— То-то и оно.
— Тиде мурышто арам ок ойлалт:
Не зря говорится и в этой песне:
"Кынел, нӧлталалт, пашазе калык..."
«Вставай, подымайся, рабочий народ...»
Эргуваев шыпланыш. Тудо умыла: чодыра руышо-влак дене тудлан ӱчашаш шотлан ок тол.
Эргубаев молчал, так как знал, что ему совсем невыгодно спорить с лесорубами.
Сивагат тудын дек мийыш, воштыл пелештыш:
Сивагат подошел к нему и лукаво подмигнул:
— Н, мо лывыжгышыч, аралыше?
— Ну, что увял, заступник?
А Назаров, Чопанлан вуйжым савалтен, талын, уло йӱкын шуйдарен колтыш:
А Назаров, кивнув головой Чопану, громко, во весь голос затянул:
...Кораҥына тошто тӱня деч.
...Отречёмся от старого мира.
Кеҥеж жапыште Какшан вӱд шке серже дене ӱлыкыла лыкын-лукын тарванылеш, серым совкала.
Летом воды Кокшаги движутся медленно, спокойно, чуть плещутся о берег.