text
stringlengths
0
3.24k
обмануть не захочет других.
пусть жизнь моя в бурях несется,
я беспечен, я знаю давно,
пока сердце в груди моей бьется,
не увидит блаженства оно.
одна лишь сырая могила
успокоит того, может быть,
чья душа слишком пылко любила,
чтобы мог его мир полюбить.</s>я видал иногда, как ночная звезда
в зеркальном заливе блестит
как трепещет в струях, и серебряный прах
от нее, рассыпаясь, бежит.
но поймать ты не льстись и ловить не берись
обманчивы луч и волна.
мрак тени твоей только ляжет на ней,
отойди ж — и заблещет она.
светлой радости так беспокойный призрак
нас манит под хладною мглой
ты схватить — он шутя убежит от тебя!
ты обманут — он вновь пред тобой.</s>она не гордой красотою
прельщает юношей живых,
она не водит за собою
толпу вздыхателей немых.
и стан ее – не стан богини,
и грудь волною не встает,
и в ней никто своей святыни,
припав к земле, не признает.
однако все ее движенья,
улыбки, речи и черты
так полны жизни, вдохновенья,
так полны чудной простоты.
но голос душу проникает,
как вспоминанье лучших дней,
и сердце любит и страдает,
почти стыдясь любви своей.
</s>как землю нам больше небес не любить?
нам небесное счастье темно
хоть счастье земное и меньше в сто раз,
но мы знаем, какое оно.
о надеждах и муках былых вспоминать
в нас тайная склонность кипит
нас тревожит неверность надежды земной.
а краткость печали смешит.
страшна в настоящем бывает душе
грядущего темная даль
мы блаженство желали б вкусить в небесах,
но с миром расстаться нам жаль.
что во власти у нас, то приятнее нам,
хоть мы ищем другого порой,
но в час расставанья мы видим ясней,
как оно породнилось с душой.</s>прощай, немытая россия,
страна рабов, страна господ,
и вы, мундиры голубые, 
и ты, им преданный народ.
быть может, за стеной кавказа
сокроюсь от твоих пашей,
от их всевидящего глаза,
от их всеслышащих ушей.
</s>катерина, катерина,
удалая голова!
из святого августина
ты заимствуешь слова.
но святые изреченья
помрачаются грехом,
изменилось их значенье
на листочке голубом.
так, я помню, пред амвоном
пьяный поп отец евсей,
запинаясь, важным тоном
поучал своих детей
лишь начнет – хоть плачь заране
а смотри, как силен враг!
только кончит – все миряне
отправляются в кабак.
</s>любил с начала жизни я
угрюмое уединенье,
где укрывался весь в себя,
бояся, грусть не утая,
будить людское сожаленье
счастливцы, мнил я, не поймут
того, что сам не разберу я,
и черных дум не унесут
ни радость дружеских минут,
ни страстный пламень поцелуя.
мои неясные мечты
я выразить хотел стихами,
чтобы, прочтя сии листы,
меня бы примирила ты
с людьми и с буйными страстями
но взор спокойный, чистый твой
в меня вперился изумленный,
ты покачала головой,
сказав, что болен разум мой,
желаньем вздорным ослепленный.
я, веруя твоим словам,
глубоко в сердце погрузился,
однако же нашел я там,
что ум мой не по пустякам
к чему-то тайному стремился,
к тому, чего даны в залог