text
stringlengths 0
3.24k
|
|---|
на серебряные шпоры |
я в раздумии гляжу |
за тебя, скакун мой скорый, |
за бока твои дрожу. |
наши предки их не знали |
и, гарцуя средь степей, |
толстой плеткой погоняли |
недоезжаных коней. |
но с успехом просвещенья |
вместо грубой старины |
введены изобретенья |
чужеземной стороны |
в наше время кормят, холят, |
берегут спинную честь |
прежде били – нынче колют! |
что же выгодней? – бог весть!</s>пилигрим |
аллах ли там среди пустыни |
застывших волн воздвиг твердыни, |
притоны ангелам своим |
иль дивы, словом роковым, |
стеной умели так высоко |
громады скал нагромоздить, |
чтоб путь на север заградить |
звездам, кочующим с востока? |
вот свет всё небо озарил |
то не пожар ли цареграда? |
иль бог ко сводам пригвоздил |
тебя, полночная лампада, |
маяк спасительный, отрада |
плывущих по морю светил? |
мирза |
там был я, там, со дня созданья, |
бушует вечная метель |
потоков видел колыбель. |
дохнул, и мерзнул пар дыханья. |
я проложил мой смелый след, |
где для орлов дороги нет, |
и дремлет гром над глубиною, |
и там, где над моей чалмою |
одна сверкала лишь звезда, |
то чатырдаг был |
пилигрим |
а!</s>о, не скрывай! ты плакала об нем – |
и я его люблю он заслужил |
твою слезу, и если б был врагом |
моим, то я б с тех пор его любил. |
и я бы мог быть счастлив но зачем |
искать условий счастия в былом! |
нет! я доволен должен быть и тем, |
что зрел, как ты жалела о другом! |
</s>ты знал ли дикий край, под знойными лучами, |
где рощи и луга поблекшие цветут? |
где хитрость и беспечность злобе дань несут? |
где сердце жителей волнуемо страстями? |
и где являются порой |
умы и хладные и твердые как камень? |
но мощь их давится безвременной тоской, |
и рано гаснет в них добра спокойный пламень. |
там рано жизнь тяжка бывает для людей, |
там за утехами несется укоризна, |
там стонет человек от рабства и цепей! |
друг! этот край моя отчизна! |
ах! если ты меня поймешь, |
прости свободные намеки |
пусть истину скрывает ложь |
что ж делать? — все мы человеки! |
</s>когда ты холодно внимаешь |
рассказам горести чужой |
и недоверчиво качаешь |
своей головкой молодой, |
когда блестящие наряды |
безумно радуют тебя |
иль от ребяческой досады |
душа волнуется твоя, |
когда я вижу, вижу ясно, |
что для тебя в семнадцать лет |
всё привлекательно, прекрасно, |
всё – даже люди, жизнь и свет, |
тогда, измучен вспоминаньем, |
я говорю душе своей |
счастлив, кто мог земным желаньям |
отдать себя во цвете дней! |
но не завидуй ты не будешь |
довольна этим, как она |
своих надежд ты не забудешь, |
но для других не рождена |
так! мысль великая хранилась |
в тебе доныне, как зерно |
с тобою в мир она родилась |
погибнуть ей не суждено! |
</s>есть люди странные, которые с друзьями |
обходятся как с сертуками |
покуда нов сертук в чести – а там |
забыт и подарен слугам! |
тот самый человек пустой, |
кто весь наполнен сам собой. |
поэтом хоть и это бремя |
из журналиста быть тебе не суждено |
ругать и льстить, и лгать в одно и то же время, |
признаться, – очень мудрено! |