|
СОН СМЕШНОГО ЧЕЛОВЕКА |
|
|
|
|
|
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ |
|
|
|
|
|
I |
|
|
|
Я смешной человек. Они меня называют теперь сумасшедшим. Это было бы |
|
повышение в чине, если б я все еще не оставался для них таким же смешным, |
|
как и прежде. Но теперь уж я не сержусь, теперь они все мне милы, и даже |
|
когда они смеются надо мной -- и тогда чем-то даже особенно милы. Я бы сам |
|
смеялся с ними, -- не то что над собой, а их любя, если б мне не было так |
|
грустно, на них глядя. Грустно потому, что они не знают истины, а я знаю |
|
истину. Ох как тяжело одному знать истину! Но они этого не поймут. Нет, не |
|
поймут. |
|
А прежде я тосковал очень оттого, что казался смешным. Не казался, а |
|
был. Я всегда был смешон, и знаю это, может быть, с самого моего рождения. |
|
Может быть, я уже семи лет знал, что я смешон. Потом я учился в школе, потом |
|
в университете и что же -- чем больше я учился, тем больше я научался тому, |
|
что я смешон. Так что для меня вся моя университетская наука как бы для того |
|
только и существовала под конец, чтобы доказывать и объяснять мне, по мере |
|
того как я в нее углублялся, что я смешон. Подобно как в науке, шло и в |
|
жизни. С каждым годом нарастало и укреплялось во мне то же самое сознание о |
|
моем смешном виде во всех отношениях. Надо мной смеялись все и всегда. Но не |
|
знали они никто и не догадывались о том, что если был человек на земле, |
|
больше всех знавший про то, что я смешон, так это был сам я, и вот это-то |
|
было для меня всего обиднее, что они этого не знают, но тут я сам был |
|
виноват: я всегда был так горд, что ни за что и никогда не хотел никому в |
|
этом признаться. Гордость эта росла во мне с годами, и если б случилось так, |
|
что я хоть перед кем бы то ни было позволил бы себе признаться, что я |
|
смешной, то, мне кажется, я тут же, в тот же вечер, раздробил бы себе голову |
|
из револьвера. О, как я страдал в моем отрочестве о том, что я не выдержу и |
|
вдруг как-нибудь признаюсь сам товарищам. Но с тех пор как я стал молодым |
|
человеком, я хоть и узнавал с каждым годом все больше и больше о моем |
|
ужасном качестве, но почему-то стал немного спокойнее. Именно почему-то, |
|
потому что я и до сих пор не могу определить почему. Может быть, потому что |
|
в душе моей нарастала страшная тоска по одному обстоятельству, которое было |
|
уже бесконечно выше всего меня: именно -- это было постигшее меня одно |
|
убеждение в том, что на свете везде все равно. Я очень давно предчувствовал |
|
это, но полное убеждение явилось в последний год как-то вдруг. Я вдруг |
|
почувствовал, что мне все равно было бы, существовал ли бы мир или если б |
|
нигде ничего не было. Я стал слышать и чувствовать всем существом моим, что |
|
ничего при мне не было. Сначала мне все казалось, что зато было многое |
|
прежде, но потом я догадался, что и прежде ничего тоже не было, а только |
|
почему-то казалось. Мало-помалу я убедился, что и никогда ничего не будет. |
|
Тогда я вдруг перестал сердиться на людей и почти стал не примечать их. |
|
Право, это обнаруживалось даже в самых мелких пустяках: я, например, |
|
случалось, иду по улице и натыкаюсь на людей. И не то чтоб от задумчивости: |
|
об чем мне было думать, я совсем перестал тогда думать: мне было все равно. |
|
И добро бы я разрешил вопросы; о, ни одного не разрешил, а сколько их было? |
|
Но мне стало все равно, и вопросы все удалились. |
|
И вот, после того уж, я узнал истину. Истину я узнал в прошлом ноябре, |
|
и именно третьего ноября, и с того времени я каждое мгновение мое помню. Это |
|
было в мрачный, самый мрачный вечер, какой только может быть. Я возвращался |
|
тогда в одиннадцатом часу вечера домой, и именно, помню, я подумал, что уж |
|
не может быть более мрачного времени. Даже в физическом отношении. Дождь лил |
|
весь день, и это был самый холодный и мрачный дождь, какой-то даже грозный |
|
дождь, я это помню, с явной враждебностью к людям, а тут вдруг, в |
|
одиннадцатом часу, перестал, и началась страшная сырость, сырее и холоднее, |
|
чем когда дождь шел, и ото всего шел какой-то пар, от каждого камня на улице |
|
и из каждого переулка, если заглянуть в него в самую глубь, подальше, с |
|
улицы. Мне вдруг представилось, что если б потух везде газ, то стало бы |
|
отраднее, а с газом грустнее сердцу, потому что он все это освещает. Я в |
|
этот день почти не обедал и с раннего вечера просидел у одного инженера, а у |
|
него сидели еще двое приятелей. Я все молчал и, кажется, им надоел. Они |
|
говорили об чем-то вызывающем и вдруг даже разгорячились. Но им было все |
|
равно, я это видел, и они горячились только так. Я им вдруг и высказал это: |
|
"Господа, ведь вам, говорю, все равно". Они не обиделись, а все надо мной |
|
засмеялись. Это оттого, что я сказал без всякого упрека, и просто потому, |
|
что мне было все равно. Они и увидели, что мне все равно, и им стало весело. |
|
Когда я на улице подумал про газ, то взглянул на небо. Небо было ужасно |
|
темное, но явно можно было различить разорванные облака, а между ними |
|
бездонные черные пятна. Вдруг я заметил в одном из этих пятен звездочку и |
|
стал пристально глядеть на нее. Это потому, что эта звездочка дала мне |
|
мысль: я положил в эту ночь убить себя. У меня это было твердо положено еще |
|
два месяца назад, и как я ни беден, а купил прекрасный револьвер и в тот же |
|
день зарядил его. Но прошло уже два месяца, а он все лежал в ящике; но мне |
|
было до того все равно, что захотелось наконец улучить минуту, когда будет |
|
не так все равно, для чего так -- не знаю. И, таким образом, в эти два |
|
месяца я каждую ночь, возвращаясь домой, думал, что застрелюсь. Я все ждал |
|
минуты. И вот теперь эта звездочка дала мне мысль, и я положил, что это |
|
будет непременно уже в эту ночь. А почему звездочка дала мысль -- не знаю. |
|
И вот, когда я смотрел на небо, меня вдруг схватила за локоть эта |
|
девочка. Улица уже была пуста, и никого почти не было. Вдали спал на дрожках |
|
извозчик. Девочка была лет восьми, в платочке и в одном платьишке, вся |
|
мокрая, но я запомнил особенно ее мокрые разорванные башмаки и теперь помню. |
|
Они мне особенно мелькнули в глаза. Она вдруг стала дергать меня за локоть и |
|
звать. Она не плакала, но как-то отрывисто выкрикивала какие-то слова, |
|
которые не могла хорошо выговорить, потому что вся дрожала мелкой дрожью в |
|
ознобе. Она была отчего-то в ужасе и кричала отчаянно: "Мамочка! Мамочка!" Я |
|
обернул было к ней лицо, но не сказал ни слова и продолжал идти, но она |
|
бежала и дергала меня, и в голосе ее прозвучал тот звук, который у очень |
|
испуганных детей означает отчаяние. Я знаю этот звук. Хоть она и не |
|
договаривала слова, но я понял, что ее мать где-то помирает, или что-то там |
|
с ними случилось, и она выбежала позвать кого-то, найти что-то, чтоб помочь |
|
маме. Но я не пошел за ней, и, напротив, у меня явилась вдруг мысль прогнать |
|
ее. Я сначала ей сказал, чтоб она отыскала городового. Но она вдруг сложила |
|
ручки и, всхлипывая, задыхаясь, все бежала сбоку и не покидала меня. Вот |
|
тогда-то я топнул на нее и крикнул. Она прокричала лишь: "Барин, барин!.." |
|
-- но вдруг бросила меня и стремглав перебежала улицу: там показался тоже |
|
какой-то прохожий, и она, видно, бросилась от меня к нему. |
|
Я поднялся в мой пятый этаж. Я живу от хозяев, и у нас номера. Комната |
|
у меня бедная и маленькая, а окно чердачное, полукруглое. У меня клеенчатый |
|
диван, стол, на котором книги, два стула и покойное кресло, |
|
старое-престарое, но зато вольтеровское. Я сел, зажег свечку и стал думать. |
|
Рядом, в другой комнате, за перегородкой, продолжался содом. Он шел у них |
|
еще с третьего дня. Там жил отставной капитан, а у него были гости -- |
|
человек шесть стрюцких, пили водку и играли в штос старыми картами. В |
|
прошлую ночь была драка, и я знаю, что двое из них долго таскали друг друга |
|
за волосы. Хозяйка хотела жаловаться, но она боится капитана ужасно. Прочих |
|
жильцов у нас в номерах всего одна маленькая ростом и худенькая дама, из |
|
полковых, приезжая, с тремя маленькими и заболевшими уже у нас в номерах |
|
детьми. И она и дети боятся капитана до обмороку и всю ночь трясутся и |
|
крестятся, а с самым маленьким ребенком был от страху какой-то припадок. |
|
Этот капитан, я наверно знаю, останавливает иной раз прохожих на Невском и |
|
просит на бедность. На службу его не принимают, но, странное дело (я ведь к |
|
тому и рассказываю это), капитан во весь месяц, с тех пор как живет у нас, |
|
не возбудил во мне никакой досады. От знакомства я, конечно, уклонился с |
|
самого начала, да ему и самому скучно со мной стало с первого же разу, но |
|
сколько бы они ни кричали за своей перегородкой и сколько бы их там ни было, |
|
-- мне всегда все равно. Я сижу всю ночь и, право, их не слышу, -- до того о |
|
них забываю. Я ведь каждую ночь не сплю до самого рассвета и вот уже этак |
|
год. Я просиживаю всю ночь у стола в креслах и ничего не делаю. Книги читаю |
|
я только днем. Сижу и даже не думаю, а так, какие-то мысли бродят, а я их |
|
пускаю на волю. Свечка сгорает в ночь вся. Я сел у стола тихо, вынул |
|
револьвер и положил перед собою. Когда я его положил, то, помню, спросил |
|
себя: "Так ли?", и совершенно утвердительно ответил себе: "Так". То есть |
|
застрелюсь. Я знал, что уж в эту ночь застрелюсь наверно, но сколько еще |
|
просижу до тех пор за столом, -- этого не знал. И уж конечно бы застрелился, |
|
если б не та девочка. |
|
|
|
|
|
II |
|
|
|
Видите ли: хоть мне и было все равно, но ведь боль-то я, например, |
|
чувствовал. Ударь меня кто, и я бы почувствовал боль. Так точно и в |
|
нравственном отношении: случись что-нибудь очень жалкое, то почувствовал бы |
|
жалость, так же как и тогда, когда мне было еще в жизни не все равно. Я и |
|
почувствовал жалость давеча: уж ребенку-то я бы непременно помог. Почему ж я |
|
не помог девочке? А из одной явившейся тогда идеи: когда она дергала и звала |
|
меня, то вдруг возник тогда передо мной вопрос, и я не мог разрешить его. |
|
Вопрос был праздный, но я рассердился. Рассердился вследствие того вывода, |
|
что если я уже решил, что в нынешнюю ночь с собой покончу, то, стало быть, |
|
мне все на свете должно было стать теперь, более чем когда-нибудь, все |
|
равно. Отчего же я вдруг почувствовал, что мне не все равно и я жалею |
|
девочку? Я помню, что я ее очень пожалел; до какой-то даже странной боли и |
|
совсем даже невероятной в моем положении. Право, я не умею лучше передать |
|
этого тогдашнего моего мимолетного ощущения, но ощущение продолжалось и |
|
дома, когда уже я засел за столом, и я очень был раздражен, как давно уже не |
|
был. Рассуждение текло за рассуждением. Представлялось ясным, что если я |
|
человек, и еще не нуль, и пока не обратился в нуль, то живу, а следственно, |
|
могу страдать, сердиться и ощущать стыд за свои поступки" Пусть. Но ведь |
|
если я убью себя, например, через два часа, то что мне девочка и какое мне |
|
тогда дело и до стыда, и до всего на свете? Я обращаюсь в нуль, в нуль |
|
абсолютный. И неужели сознание о том, что я сейчас совершенно не буду |
|
существовать, а стало быть, и ничто не будет существовать, не могло иметь ни |
|
малейшего влияния ни на чувство жалости к девочке, ни на чувство стыда после |
|
сделанной подлости? Ведь я потому-то и затопал и закричал диким голосом на |
|
несчастного ребенка, что, "дескать, не только вот не чувствую жалости, но |
|
если и бесчеловечную подлость сделаю, то теперь могу, потому что через два |
|
часа все угаснет". Верите ли, что потому закричал? Я теперь почти убежден в |
|
этом. Ясным представлялось, что жизнь и мир теперь как бы от меня зависят. |
|
Можно сказать даже так, что мир теперь как бы для меня одного и сделан: |
|
застрелюсь я, и мира не будет, по крайней мере для меня. Не говоря уже о |
|
том, что, может быть, и действительно ни для кого ничего не будет после |
|
меня, и весь мир, только лишь угаснет мое сознание, угаснет тотчас как |
|
призрак, как принадлежность лишь одного моего сознания, и упразднится, ибо, |
|
может быть, весь этот мир и все эти люди -- я-то сам один и есть. Помню, |
|
что, сидя и рассуждая, я обертывал все эти новые вопросы, теснившиеся один |
|
за другим, совсем даже в другую сторону и выдумывал совсем уж новое. |
|
Например, мне вдруг представилось одно странное соображение, что если б я |
|
жил прежде на луне или на Марсе и сделал бы там какой-нибудь самый срамный и |
|
бесчестный поступок, какой только можно себе представить, и был там за него |
|
поруган и обесчещен так, как только можно ощутить и представить лишь разве |
|
иногда во сне, в кошмаре, и если б, очутившись потом на земле, я продолжал |
|
бы сохранять сознание о том, что сделал на другой планете, и, кроме того, |
|
знал бы, что уже туда ни за что и никогда не возвращусь, то, смотря с земли |
|
на луну, -- было бы мне все равно или нет? Ощущал ли бы я за тот поступок |
|
стыд или нет? Вопросы были праздные и лишние, так как револьвер лежал уже |
|
передо мною, и я всем существом моим знал, что это будет наверно, но они |
|
горячили меня, и я бесился. Я как бы уже не мог умереть теперь, чего-то не |
|
разрешив предварительно. Одним словом, эта девочка спасла меня, потому что я |
|
вопросами отдалил выстрел. У капитана же между тем стало тоже все утихать: |
|
они кончили в карты, устраивались спать, а пока ворчали и лениво |
|
доругивались. Вот тут-то я вдруг и заснул, чего никогда со мной не случалось |
|
прежде, за столом в креслах. Я заснул совершенно мне неприметно. Сны, как |
|
известно, чрезвычайно странная вещь: одно представляется с ужасающею |
|
ясностью, с ювелирски-мелочною отделкой подробностей, а через другое |
|
перескакиваешь, как бы не замечая вовсе, например, через пространство и |
|
время. Сны, кажется, стремит не рассудок, а желание, не голова, а сердце, а |
|
между тем какие хитрейшие вещи проделывал иногда мой рассудок во сне! Между |
|
тем с ним происходят во сне вещи совсем непостижимые. Мой брат, например, |
|
умер пять лет назад. Я иногда его вижу во сне: он принимает участие в моих |
|
делах, мы очень заинтересованы, а между тем я ведь вполне, во все |
|
продолжение сна, знаю и помню, что брат мой помер и схоронен. Как же я не |
|
дивлюсь тому, что он хоть и мертвый, а все-таки тут подле меня и со мной |
|
хлопочет? Почему разум мой совершенно допускает все это? Но довольно. |
|
Приступаю к сну моему. Да, мне приснился тогда этот сон, мой сон третьего |
|
ноября! Они дразнят меня теперь тем, что ведь это был только сон. Но неужели |
|
не все равно, сон или нет, если сон этот возвестил мне Истину? Ведь если раз |
|
узнал истину и увидел ее, то ведь знаешь, что она истина и другой нет и не |
|
может быть, спите вы или живете. Ну и пусть сон, и пусть, но эту жизнь, |
|
которую вы так превозносите, я хотел погасить самоубийством, а сон мой, сон |
|
мой, -- о, он возвестил мне новую, великую, обновленную, сильную жизнь! |
|
Слушайте. |
|
|
|
|
|
III |
|
|
|
Я сказал, что заснул незаметно и даже как бы продолжая рассуждать о тех |
|
же материях. Вдруг приснилось мне, что я беру револьвер и, сидя, наставляю |
|
его прямо в сердце -- в сердце, а не в голову; я же положил прежде |
|
непременно застрелиться в голову и именно в правый висок. Наставив в грудь, |
|
я подождал секунду или две, и свечка моя, стол и стена передо мною вдруг |
|
задвигались и заколыхались. Я поскорее выстрелил. |
|
Во сне вы падаете иногда с высоты, или режут вас, или бьют, но вы |
|
никогда не чувствуете боли, кроме разве если сами как-нибудь действительно |
|
ушибетесь в кровати, тут вы почувствуете боль и всегда почти от боли |
|
проснетесь. Так и во сне моем: боли я не почувствовал, но мне представилось, |
|
что с выстрелом моим все во мне сотряслось и все вдруг потухло, и стало |
|
кругом меня ужасно черно. Я как будто ослеп и онемел, и вот я лежу на чем-то |
|
твердом, протянутый, навзничь, ничего не вижу и не могу сделать ни малейшего |
|
движения. Кругом ходят и кричат, басит капитан, визжит хозяйка, -- и вдруг |
|
опять перерыв, и вот уже меня несут в закрытом гробе. И я чувствую, как |
|
колыхается гроб, и рассуждаю об этом, и вдруг меня в первый раз поражает |
|
идея, что ведь я умер, совсем умер, знаю это и не сомневаюсь, не вижу и не |
|
движусь, а между тем чувствую и рассуждаю. Но я скоро мирюсь с этим и, по |
|
обыкновению, как во сне, принимаю действительность без спору. |
|
И вот меня зарывают в землю. Все уходят, я один, совершенно один. Я не |
|
движусь. Всегда, когда я прежде наяву представлял себе, как меня похоронят в |
|
могиле, то собственно с могилой соединял лишь одно ощущение сырости и |
|
холода. Так и теперь я почувствовал, что мне очень холодно, особенно концам |
|
пальцев на ногах, но больше ничего не почувствовал. |
|
Я лежал и, странно, -- ничего не ждал, без спору принимая, что мертвому |
|
ждать нечего. Но было сыро. Не знаю, сколько прошло времени, -- час или |
|
несколько дней, или много дней. Но вот вдруг на левый закрытый глаз мой |
|
упала просочившаяся через крышу гроба капля воды, за ней через минуту |
|
другая, затем через минуту третья, и так далее, и так далее, все через |
|
минуту. Глубокое негодование загорелось вдруг в сердце моем, и вдруг я |
|
почувствовал в нем физическую боль: "Это рана моя, -- подумал я,--это |
|
выстрел, там пуля..." А капля все капала, каждую минуту и прямо на закрытый |
|
мой глаз. И я вдруг воззвал, не голосом, ибо был недвижим, но всем существом |
|
моим к властителю всего того, что совершалось со мною: |
|
-- Кто бы ты ни был, но если ты есть и если существует что-нибудь |
|
разумнее того, что теперь совершается, то дозволь ему быть и здесь. Если же |
|
ты мстишь мне за неразумное самоубийство мое -- безобразием и нелепостью |
|
дальнейшего бытия, то знай, что никогда и никакому мучению, какое бы ни |
|
постигло меня, не сравниться с тем презрением, которое я буду молча ощущать, |
|
хотя бы в продолжение миллионов лет мученичества!.. |
|
Я воззвал и смолк. Целую почти минуту продолжалось глубокое молчание, и |
|
даже еще одна капля упала, но я знал, я беспредельно и нерушимо знал и |
|
верил, что непременно сейчас все изменится. И вот вдруг разверзлась могила |
|
моя. То есть я не знаю, была ли она раскрыта и раскопана, но я был взят |
|
каким-то темным и неизвестным мне существом, и мы очутились в пространстве. |
|
Я вдруг прозрел: была глубокая ночь, и никогда, никогда еще не было такой |
|
темноты! Мы неслись в пространстве уже далеко от земли. Я не спрашивал того, |
|
который нес меня, ни о чем, я ждал и был горд. Я уверял себя, что не боюсь, |
|
и замирал от восхищения при мысли, что не боюсь. Я не помню, сколько времени |
|
мы неслись, и не могу представить: совершалось все так, как всегда во сне, |
|
когда перескакиваешь через пространство и время и через законы бытия и |
|
рассудка и останавливаешься лишь на точках, о которых грезит сердце. Я |
|
помню, что вдруг увидал в темноте одну звездочку. "Это Сириус?" --спросил я, |
|
вдруг не удержавшись, ибо я не хотел ни о чем спрашивать. -- "Нет, это та |
|
самая звезда, которую ты видел между облаками, возвращаясь домой", -- |
|
отвечало мне существо, уносившее меня. Я знал, что оно имело как бы лик |
|
человеческий. Странное дело, я не любил это существо, даже чувствовал |
|
глубокое отвращение. Я ждал совершенного небытия и с тем выстрелил себе в |
|
сердце. И вот я в руках существа, конечно, не человеческого, но которое |
|
есть, существует: "А, стало быть, есть и за гробом жизнь!"--подумал я с |
|
странным легкомыслием сна, но сущность сердца моего оставалась со мною во |
|
всей глубине: "И если надо быть снова, -- подумал я, -- и жить опять по |
|
чьей-то неустранимой воле, то не хочу, чтоб меня победили и унизили!" -- "Ты |
|
знаешь, что я боюсь тебя, и за то презираешь меня",--сказал я вдруг моему |
|
спутнику, не удержавшись от унизительного вопроса, в котором заключалось |
|
признание, и ощутив, как укол булавки, в сердце моем унижение мое. Он не |
|
ответил на вопрос мой, но я вдруг почувствовал, что меня, не презирают, и |
|
надо мной не смеются, и даже не сожалеют меня, и что путь наш имеет цель, |
|
неизвестную и таинственную и касающуюся одного меня. Страх нарастал в моем |
|
сердце. Что-то немо, но с мучением сообщалось мне от моего молчащего |
|
спутника и как бы проницало меня. Мы неслись в темных и неведомых |
|
пространствах. Я давно уже перестал видеть знакомые глазу созвездия. Я знал, |
|
что есть такие звезды в небесных пространствах, от которых лучи доходят на |
|
землю лишь в тысячи и миллионы лет. Может быть, мы уже пролетали эти |
|
пространства. Я ждал чего-то в страшной, измучившей мое сердце тоске. И |
|
вдруг какое-то знакомое и в высшей степени зовущее чувство сотрясло меня: я |
|
увидел вдруг наше солнце! Я знал, что это не могло быть наше солнце, |
|
породившее нашу землю, и что мы от нашего солнца на бесконечном расстоянии, |
|
но я узнал почему-то, всем существом моим, что это совершенно такое же |
|
солнце, как и наше, повторение его и двойник его. Сладкое, зовущее чувство |
|
зазвучало восторгом в душе моей: родная сила света, того же, который родил |
|
меня, отозвалась в моем сердце и воскресила его, и я ощутил жизнь, прежнюю |
|
жизнь, в первый раз после моей могилы. |
|
-- Но если это -- солнце, если это совершенно такое же солнце, как |
|
наше, -- вскричал я, -- то где же земля? -- И мой спутник указал мне на |
|
звездочку, сверкавшую в темноте изумрудным блеском. Мы неслись прямо к ней. |
|
-- И неужели возможны такие повторения во вселенной, неужели таков |
|
природный закон?.. И если это там земля, то неужели она такая же земля, как |
|
и наша... совершенно такая же, несчастная, бедная, но дорогая и вечно |
|
любимая и такую же мучительную любовь рождающая к себе в самых неблагодарных |
|
даже детях своих, как и наша?.. -- вскрикивал я, сотрясаясь от неудержимой, |
|
восторженной любви к той родной прежней земле, которую я покинул. Образ |
|
бедной девочки, которую я обидел, промелькнул передо мною. |
|
-- Увидишь все, -- ответил мой спутник, и какая-то печаль послышалась в |
|
его слове. |
|
Но мы быстро приближались к планете. Она росла в глазах моих, я уже |
|
различал океан, очертания Европы, и вдруг странное чувство какой-то великой, |
|
святой ревности возгорелось в сердце моем: "Как может быть подобное |
|
повторение и для чего? Я люблю, я могу любить лишь ту землю, которую я |
|
оставил, на которой остались брызги крови моей, когда я, неблагодарный, |
|
выстрелом в сердце мое погасил мою жизнь. Но никогда, никогда не переставал |
|
я любить ту землю, и даже в ту ночь, расставаясь с ней, я, может быть, любил |
|
ее мучительнее, чем когда-либо. Есть ли мучение на этой новой земле? На |
|
нашей земле мы истинно можем любить лишь с мучением и только через мучение! |
|
Мы иначе не умеем любить и не знаем иной любви. Я хочу мучения, чтоб любить. |
|
Я хочу, я жажду в сию минуту целовать, обливаясь слезами, лишь одну ту |
|
землю, которую я оставил, и не хочу, не принимаю жизни ни на какой иной!.." |
|
Но спутник мой уже оставил меня. Я вдруг, совсем как бы для меня |
|
незаметно, стал на этой другой земле в ярком свете солнечного, прелестного |
|
как рай дня. Я стоял, кажется, на одном из тех островов, которые составляют |
|
на нашей земле Греческий архипелаг, или где-нибудь на прибрежье материка, |
|
прилегающего к этому архипелагу. О, все было точно так же, как у нас, но, |
|
казалось, всюду сияло каким-то праздником и великим, святым и достигнутым |
|
наконец торжеством. Ласковое изумрудное море тихо плескало о берега и |
|
лобызало их с любовью, явной, видимой, почти сознательной. Высокие, |
|
прекрасные деревья стояли во всей роскоши своего цвета, а бесчисленные |
|
листочки их, я убежден в том, приветствовали меня тихим, ласковым своим |
|
шумом и как бы выговаривали какие-то слова любви. Мурава горела яркими |
|
ароматными цветами. Птички стадами перелетали в воздухе и, не боясь меня, |
|
садились мне на плечи и на руки и радостно били меня своими милыми, |
|
трепетными крылышками. И наконец, я увидел и узнал людей счастливой земли |
|
этой. Они пришли ко мне сами, они окружили меня, целовали меня. Дети солнца, |
|
дети своего солнца, -- о, как они были прекрасны! Никогда я не видывал на |
|
нашей земле такой красоты в человеке. Разве лишь в детях наших, в самые |
|
первые годы их возраста, можно бы было найти отдаленный, хотя и слабый |
|
отблеск красоты этой. Глаза этих счастливых людей сверкали ясным блеском. |
|
Лица их сияли разумом и каким-то восполнившимся уже до спокойствия |
|
сознанием, но лица эти были веселы; в словах и голосах этих людей звучала |
|
детская радость. О, я тотчас же, при первом взгляде на их лица, понял все, |
|
все! Это была земля, не оскверненная грехопадением, на ней жили люди не |
|
согрешившие, жили в таком же раю, в каком жили, по преданиям всего |
|
человечества, и наши согрешившие прародители, с тою только разницею, что вся |
|
земля здесь была повсюду одним и тем же раем. Эти люди, радостно смеясь, |
|
теснились ко мне и ласкали меня; они увели меня к себе, и всякому из них |
|
хотелось успокоить меня. О, они не расспрашивали меня ни о чем, но как бы |
|
все уже знали, так мне казалось, и им хотелось согнать поскорее страдание с |
|
лица моего. |
|
|
|
|
|
IV |
|
|
|
Видите ли что, опять-таки: ну, пусть это был только сон! Но ощущение |
|
любви этих невинных и прекрасных людей осталось во мне навеки, и я чувствую, |
|
что их любовь изливается на меня и теперь оттуда. Я видел их сам, их: познал |
|
и убедился, я любил их, я страдал за них потом. О, я тотчас же понял, даже |
|
тогда, что во многом не пойму их вовсе; мне, как современному русскому |
|
прогрессисту и гнусному петербуржцу, казалось неразрешимым то, например, что |
|
они, зная столь много, не имеют нашей науки. Но я скоро понял, что знание их |
|
восполнялось и питалось иными проникновениями, чем у нас на земле, и что |
|
стремления их были тоже совсем иные. Они не желали ничего и были спокойны, |
|
они не стремились к познанию жизни так, как мы стремимся сознать ее, потому |
|
что жизнь их была восполнена. Но знание их было глубже и высшее, чем у нашей |
|
науки; ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремится |
|
сознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как им жить, |
|
и это я понял, но я не мог понять их знания. Они указывали мне на деревья |
|
свои, и я не мог понять той степени любви, с которою они смотрели на них: |
|
точно они говорили с себе подобными существами. И знаете, может быть, я не |
|
ошибусь, если скажу, что они говорили с ними! Да, они нашли их язык, и |
|
убежден, что те понимали их. Так смотрели они и на всю природу -- на |
|
животных, которые жили с ними мирно, не нападали на них и любили их, |
|
побежденные их же любовью. Они указывали мне на звезды и говорили о них со |
|
мною о чем-то, чего я не мог понять, но я убежден, что они как бы чем-то |
|
соприкасались с небесными звездами, не мыслию только, а каким-то живым |
|
путем. О, эти люди и не добивались, чтоб я понимал их, они любили меня и без |
|
того, но зато я знал, что и они никогда не поймут меня, а потому почти и не |
|
говорил им о нашей земле. Я лишь целовал при них ту землю, на которой они |
|
жили, и без слов обожал их самих, и они видели это и давали себя обожать, но |
|
стыдясь, что я их обожаю, потому что много любили сами. Они не страдали за |
|
меня, когда я, в слезах, порою целовал их ноги, радостно зная в сердце |
|
своем, какою силой любви они мне ответят. Порою я спрашивал себя в |
|
удивлении: как могли они, все время, не оскорбить такого как я и ни разу не |
|
возбудить в таком как я чувство ревности и зависти? Много раз я спрашивал |
|
себя, как мог я, хвастун и лжец, не говорить им о моих познаниях, о которых, |
|
конечно, они не имели понятия, не желать удивить их ими, или хотя бы только |
|
из любви к ним? Они были резвы и веселы как дети. Они блуждали по своим |
|
прекрасным рощам и лесам, они пели свои прекрасные песни, они питались |
|
легкою пищею, плодами своих деревьев, медом лесов своих и молоком их |
|
любивших животных. Для пищи и для одежды своей они трудились лишь немного и |
|
слегка. У них была любовь и рождались дети, но никогда я не замечал в них |
|
порывов того жестокого сладострастия, которое постигает почти всех на нашей |
|
земле, всех и всякого, и служит единственным источником почти всех грехов |
|
нашего человечества. Они радовались являвшимся у них детям как новым |
|
участникам в их блаженстве. Между ними не было ссор и не было ревности, и |
|
они не понимали даже, что это значит. Их дети были детьми всех, потому что |
|
все составляли одну семью. У них почти совсем не было болезней, хоть и была |
|
смерть; но старики их умирали тихо, как бы засыпая, окруженные прощавшимися |
|
с ними людьми, благословляя их, улыбаясь им и сами напутствуемые их светлыми |
|
улыбками. Скорби, слез при этом я не видал, а была лишь умножившаяся как бы |
|
до восторга любовь, но до восторга спокойного, восполнившегося, |
|
созерцательного. Подумать можно было, что они соприкасались еще с умершими |
|
своими даже и после их смерти и что земное единение между ними не |
|
прерывалось смертию. Они почти не понимали меня, когда я спрашивал их про |
|
вечную жизнь, но, видимо, были в ней до того убеждены безотчетно, что это не |
|
составляло для них вопроса. У них не было храмов, но у них было какое-то |
|
насущное, живое и беспрерывное единение с Целым вселенной; у них не было |
|
веры, зато было твердое знание, что когда восполнится их земная радость до |
|
пределов природы земной, тогда наступит для них, и для живущих и для |
|
умерших, еще большее расширение соприкосновения с Целым вселенной. Они ждали |
|
этого мгновения с радостию, но не торопясь, не страдая по нем, а как бы уже |
|
имея его в предчувствиях сердца своего, о которых они сообщали друг другу. |
|
По вечерам, отходя ко сну, они любили составлять согласные и стройные хоры. |
|
В этих песнях они передавали все ощущения, которые доставил им отходящий |
|
день, славили его и прощались с ним. Они славили природу, землю, море, леса. |
|
Они любили слагать песни друг о друге и хвалили друг друга как дети, это |
|
были самые простые песни, но они выливались из сердца и проницали сердца. Да |
|
и не в песнях одних, а, казалось, и всю жизнь свою они проводили лишь в том, |
|
что любовались друг другом. Это была какая-то влюбленность друг в друга, |
|
всецелая, всеобщая. Иных же их песен, торжественных и восторженных, я почти |
|
не понимал вовсе. Понимая слова, я никогда не мог проникнуть во все их |
|
значение. Оно оставалось как бы недоступно моему уму, зато сердце мое как бы |
|
проникалось им безотчетно и все более и более. Я часто говорил им, что я все |
|
это давно уже прежде предчувствовал, что вся эта радость и слава сказывалась |
|
мне еще на нашей земле зовущею тоскою, доходившею подчас до нестерпимой |
|
скорби; что ,я предчувствовал всех их и славу их в снах моего сердца и в |
|
мечтах ума моего, что я часто не мог смотреть, на земле нашей, на заходящее |
|
солнце без слез... Что в ненависти моей к людям нашей земли заключалась |
|
всегда тоска: зачем я не могу ненавидеть их, не любя их, зачем не могу не |
|
прощать их, а в любви моей к ним тоска: зачем не могу любить их, не ненавидя |
|
их? Они слушали меня, и я видел, что они не могли представить себе то, что я |
|
говорю, но я не жалел, что им говорил о том: я знал, что они понимают всю |
|
силу тоски моей о тех, кого я покинул. Да, когда они глядели на меня своим |
|
милым проникнутым любовью взглядом, когда, я чувствовал, что при них и мое |
|
сердце становилось столь же невинным и правдивым, как и их сердца, то и я не |
|
жалел, что не понимаю их. От ощущения полноты жизни мне захватывало дух, и я |
|
молча молился на них. |
|
О, все теперь смеются мне в глаза и уверяют меня, что и во сне нельзя |
|
видеть такие подробности, какие я передаю теперь, что во сне моем я видел |
|
или прочувствовал лишь одно ощущение, порожденное моим же сердцем в бреду, а |
|
подробности уже сам сочинил проснувшись. И когда я открыл им, что, может |
|
быть, в самом деле так было, -- боже, какой смех они подняли мне в глаза и |
|
какое я им доставил веселье! О да, конечно, я был побежден лишь одним |
|
ощущением того сна, и оно только одно уцелело в до крови раненном сердце |
|
моем: но зато действительные образы и формы сна моего, то есть те, которые я |
|
в самом деле видел в самый час моего сновидения, были восполнены до такой |
|
гармонии, были до того обаятельны и прекрасны, и до того были истинны, что, |
|
проснувшись, я, конечно, не в силах был воплотить их в слабые слова наши, |
|
так что они должны были как бы стушеваться в уме моем, а стало быть, и |
|
действительно, может быть,- я сам, бессознательно, принужден был сочинить |
|
потом подробности и, уж конечно, исказив их, особенно при таком страстном |
|
желании моем поскорее и хоть сколько-нибудь их передать. Но зато как же мне |
|
не верить, что все это было? Было, может быть, в тысячу раз лучше, светлее и |
|
радостнее, чем я рассказываю? Пусть это сон, но все это не могло не быть. |
|
Знаете ли, я скажу вам секрет: все это, быть может, было вовсе не сон' Ибо |
|
тут случилось нечто такое, нечто до такого ужаса истинное, что это не могло |
|
бы пригрезиться во сне. Пусть сон мой породило сердце мое, но разве одно |
|
сердце мое в силах было породить ту ужасную правду, которая потом случилась |
|
со мной? Как бы мог я ее один выдумать или пригрозить сердцем? Неужели же |
|
мелкое сердце мое и капризный, ничтожный ум мой могли возвыситься до такого |
|
откровения правды! О, судите сами: я до сих пор скрывал, но теперь доскажу и |
|
эту правду. Дело в том, что я... развратил их всех! |
|
|
|
|
|
V |
|
|
|
Да, да, кончилось тем, что я развратил их всех! Как это могло |
|
совершиться -- не знаю, не помню ясно. Сон пролетел через тысячелетия и |
|
оставил во мне лишь ощущение целого. Знаю только, что причиною грехопадения |
|
был я. Как скверная трихина, как атом чумы, заражающий целые государства, |
|
так и я заразил собой всю эту счастливую, безгрешную до меня землю. Они |
|
научились лгать и полюбили ложь и познали красоту лжи. О, это, может быть, |
|
началось невинно, с шутки, с кокетства, с любовной игры, в самом деле, может |
|
быть, с атома, но этот атом лжи проник в их сердца и понравился им Затем |
|
быстро родилось сладострастие, сладострастие породило ревность, ревность -- |
|
жестокость... О, не знаю, не помню, но скоро, очень скоро брызнула первая |
|
кровь: они удивились и ужаснулись, и стали расходиться, разъединяться. |
|
Явились союзы, но уже друг против друга. Начались укоры, упреки. Они узнали |
|
стыд и стыд возвели в добродетель. Родилось понятие о чести, и в каждом |
|
союзе поднялось свое знамя. Они стали мучить животных, и животные удалились |
|
от них в леса и стали им врагами. Началась борьба за разъединение, за |
|
обособление, за личность, за мое и твое. Они стали говорить на разных |
|
языках. Они познали скорбь и полюбили скорбь, они жаждали мучения и |
|
говорили, что Истина достигается лишь мучением. Тогда у них явилась наука. |
|
Когда они стали злы, то начали говорить о братстве и гуманности и поняли эти |
|
идеи. Когда они стали преступны, то изобрели справедливость и предписали |
|
себе целые кодексы, чтоб сохранить ее, а для обеспечения кодексов поставили |
|
гильотину. Они чуть-чуть лишь помнили о том, что потеряли, даже не хотели |
|
верить тому, что были когда-то невинны и счастливы. Они смеялись даже над |
|
возможностью этого прежнего их счастья и называли его мечтой. Они не могли |
|
даже представить его себе в формах и образах, но, странное и чудесное дело: |
|
утратив всякую веру в бывшее счастье, назвав его сказкой, они до того |
|
захотели быть невинными и счастливыми вновь, опять, что пали перед желанием |
|
сердца своего, как дети, обоготворили это желание, настроили храмов и стали |
|
молиться своей же идее, своему же "желанию", в то же время вполне веруя в |
|
неисполнимость и неосуществимость его, но со слезами обожая его и поклоняясь |
|
ему. И однако, если б только могло так случиться, чтоб они возвратились в то |
|
невинное и счастливое состояние, которое они утратили, и если б кто вдруг им |
|
показал его вновь и спросил их хотят ли они возвратиться к нему? -- то они |
|
наверно бы отказались. Они отвечали мне: "Пусть мы лживы, злы и |
|
несправедливы, мы знаем это и плачем об этом, и мучим себя за это сами, и |
|
истязаем себя и наказываем больше, чем даже, может быть, тот милосердый |
|
Судья, который будет судить пас и имени которого мы не знаем. Но у нас есть |
|
наука, и через нее мы отыщем вновь истину, но примем ее уже сознательно. |
|
Знание выше чувства, сознание жизни -- выше жизни. Наука даст нам |
|
премудрость, премудрость откроет законы, а знание законов счастья -- выше |
|
счастья". Вот что говорили они, и после слов таких каждый возлюбил себя |
|
больше всех, да и не могли они иначе сделать. Каждый стал столь ревнив к |
|
своей личности, что изо всех сил старался лишь унизить и умалить ее в |
|
других, и в том жизнь свою полагал. Явилось рабство, явилось даже |
|
добровольное рабство: слабые подчинялись охотно сильнейшим, с тем только, |
|
чтобы те помогали им давить еще слабейших, чем они сами. Явились праведники, |
|
которые приходили к этим людям со слезами и говорили им об их гордости, о |
|
потере меры и гармонии, об утрате ими стыда. Над ними смеялись или побивали |
|
их каменьями. Святая кровь лилась на порогах храмов. Зато стали появляться |
|
люди, которые начали придумывать: как бы всем вновь так соединиться, чтобы |
|
каждому, не переставая любить себя больше всех, в то же время не мешать |
|
никому другому, и жить таким образом всем вместе как бы и в согласном |
|
обществе. Целые войны поднялись из-за этой идеи. Все воюющие твердо верили в |
|
то же время, что наука, премудрость и чувство самосохранения заставят |
|
наконец человека соединиться в согласное и разумное общество, а потому пока, |
|
для ускорения дела, "премудрые" старались поскорее истребить всех |
|
"непремудрых" и не понимающих их идею, чтоб они не мешали торжеству ее. Но |
|
чувство самосохранения стало быстро ослабевать, явились гордецы и |
|
сладострастники, которые прямо потребовали всего иль ничего. Для |
|
приобретения всего прибегалось к злодейству, а если оно не удавалось -- к |
|
самоубийству. Явились религии с культом небытия и саморазрушения ради |
|
вечного успокоения в ничтожестве. Наконец эти люди устали в бессмысленном |
|
труде, и на их лицах появилось страдание, и эти люди провозгласили, что |
|
страдание есть красота, ибо в страдании лишь мысль. Они воспели страдание в |
|
песнях своих. Я ходил между ними, ломая руки, и плакал над ними, но любил |
|
их, может быть, еще больше, чем прежде, когда на лицах их еще не было |
|
страдания и когда они были невинны и столь прекрасны. Я полюбил их |
|
оскверненную ими землю еще больше, чем когда она была раем, за то лишь, что |
|
на ней явилось горе. Увы, я всегда любил горе и скорбь, но лишь для себя, |
|
для себя, а об них я плакал, жалея их. Я простирал к ним руки, в отчаянии |
|
обвиняя, проклиная и презирая себя. Я говорил им, что все это сделал я, я |
|
один, что это я им принес разврат, заразу и ложь! Я умолял их, чтоб они |
|
распяли меня на кресте, я учил их, как сделать крест Я не мог, не в силах |
|
был убить себя сам, но я хотел принять от них муки, я жаждал мук, жаждал, |
|
чтоб в этих муках пролита была моя кровь до капли. Но они лишь смеялись надо |
|
мной и стали меня считать под конец за юродивого. Они оправдывали меня, они |
|
говорили, что получили лишь то, чего сами желали, и что все то, что есть |
|
теперь, не могло не быть. Наконец, они объявили мне, что я становлюсь им |
|
опасен и что они посадят меня в сумасшедший дом, если я не замолчу. Тогда |
|
скорбь вошла в мою душу с такою силой, что сердце мое стеснилось, и я |
|
почувствовал, что умру, и тут... ну, вот тут я и проснулся. |
|
---------- |
|
Было уже утро, то есть еще не рассвело, но было около шестого часу. Я |
|
очнулся в тех же креслах, свечка моя догорела вся, у капитана спали, и |
|
кругом была редкая в нашей квартире тишина. Первым делом я вскочил в |
|
чрезвычайном удивлении; никогда со мной не случалось ничего подобного, даже |
|
до пустяков и мелочей: никогда еще не засыпал я, например, так в моих |
|
креслах. Тут вдруг, пока я стоял и приходил в себя, -- вдруг мелькнул передо |
|
мной мой револьвер, готовый, заряженный, -- но я в один миг оттолкнул его от |
|
себя! О, теперь жизни и жизни! Я поднял руки и воззвал к вечной истине; не |
|
воззвал, а заплакал; восторг, неизмеримый восторг поднимал все существо мое. |
|
Да, жизнь, и -- проповедь! О проповеди я порешил в ту же минуту и, уж |
|
конечно, на всю жизнь! Я иду проповедовать, я хочу проповедовать, -- что? |
|
Истину, ибо я видел ее, видел своими глазами, видел всю ее славу! |
|
И вот с тех пор я и проповедую! Кроме того -- люблю всех, которые надо |
|
мной смеются, больше всех остальных. Почему это так -- не знаю и не могу |
|
объяснить, но пусть так и будет. Они говорят, что я уж п теперь сбиваюсь, то |
|
есть коль уж и теперь сбился так, что ж дальше-то будет? Правда истинная: я |
|
сбиваюсь, и, может быть, дальше пойдет еще хуже. И, уж конечно, собьюсь |
|
несколько раз, пока отыщу, как проповедовать, то есть какими словами и |
|
какими делами, потому что это очень трудно исполнить. Я ведь и теперь все |
|
это как день вижу, но послушайте: кто же не сбивается! А между тем ведь все |
|
идут к одному и тому же, по крайней мере все стремятся к одному и тому же, |
|
от мудреца до последнего разбойника, только разными дорогами. Старая это |
|
истина, но вот что тут новое: я и сбиться-то очень не могу. Потому что я |
|
видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не |
|
потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло |
|
было нормальным состоянием людей. А ведь они все только над этой верой-то |
|
моей и смеются. Но как мне не веровать: я видел истину, -- не то что изобрел |
|
умом, а видел, видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки. Я видел ее |
|
в такой восполненной целости, что не могу поверить, чтоб ее не могло быть у |
|
людей. Итак, как же я собьюсь? Уклонюсь, конечно, даже несколько раз, и буду |
|
говорить даже, может быть, чужими словами, но ненадолго: живой образ того, |
|
что я видел, будет всегда со мной и всегда меня поправит и направит. О, я |
|
бодр, я свеж, я иду, иду, и хотя бы на тысячу лет. Знаете, я хотел даже |
|
скрыть вначале, что я развратил их всех, но это была ошибка, -- вот уже |
|
первая ошибка! Но истина шепнула мне, что я лгу, и охранила меня и |
|
направила. Но как устроить рай -- я не знаю, потому что не умею передать |
|
словами. После сна моего потерял слова. По крайней мере, все главные слова, |
|
самые нужные. Но пусть: я пойду и все буду говорить, неустанно, потому что я |
|
все-таки видел воочию, хотя и не умею пересказать, что я видел. Но вот этого |
|
насмешники и не понимают: "Сон, дескать, видел, бред, галлюцинацию". Эх! |
|
Неужто это премудро? А они так гордятся! Сон? что такое сон? А наша-то жизнь |
|
не сон? Больше скажу: пусть, пусть это никогда не сбудется и не бывать раю |
|
(ведь уже это-то я понимаю!),--ну, а я все-таки буду проповедовать. А между |
|
тем так это просто: в один бы день, в один бы час -- все бы сразу |
|
устроилось! Главное -- люби других как себя, вот что главное, и это все, |
|
больше ровно ничего не надо: тотчас найдешь как устроиться. А между тем ведь |
|
это только -- старая истина, которую биллион раз повторяли и читали, да ведь |
|
не ужилась же! "Сознание жизни выше жизни, знание законов счастья--выше |
|
счастья" -- вот с чем бороться надо! И буду. Если только все захотят, то |
|
сейчас все устроится. |
|
|
|
-------- |
|
|
|
А ту маленькую девочку я отыскал... И пойду! И пойду! |