text
stringlengths 0
25.2k
|
|---|
– О, нет; что ж тут оби'дного? Э'то есте'ственно, хотя' и совсе'м не то'нко. Вы все так смотри'те, когда' не име'ете на'добности обма'нывать и'ли, пожа'луй, обма'нываться насчёт того', что вам нра'вится в нас. Е'сли же'нщина не уро'д, е'сли она' молода', здоро'ва, то этого' и дово'льно, что'бы она' вам нра'вилась… Пра'вда? |
– Да, пра'вда, – отвеча'л я, – но пра'вда са'мого ни'зкого со'рта. На э'тот раз она' немно'го оби'делась. |
– Я не ви'дела вы'сшей, – отвеча'ла она', наду'вши гу'бки, – и потому' не ве'рю в неё. Впро'чем, для вас э'то все равно'; продолжа'йте. |
– По'сле того', что ска'зано, – продолжа'л я, – и что я по со'вести не могу' оспа'ривать, мне остаётся то'лько приба'вить, что не все же'нщины нра'вятся одина'ково да'же в живопи'сном смы'сле. Есть ра'зные ти'пы и сте'пени красоты'. Есть, наприме'р, красота' романти'ческая, тип хорошо' изве'стный, потому' что им зани'мались поэ'ты… Худо'ба, бле'дность, исто'ма, мечта'тельный и'ли тоскли'вый взгляд, говоря'щий о безнадёжной стра'сти. |
– А, зна'ю! – договори'ла она' презри'тельно. – Э'то больни'чный род красоты'?.. Ну, э'то ко мне не отно'сится. Я, сла'ва Бо'гу, совсе'м здоро'ва. |
– И есть красота' друго'го ро'да: класси'ческая… |
– Что э'то тако'е «класси'ческая»? |
– Э'то тот тип красоты', вы'сшие образцы' кото'рого воплощены' в анти'чных ста'туях. Тип я'сный, споко'йный, вели'чественный… |
– И флегмати'ческий? |
– Ну, э'то едва' ли. |
– Одна'ко… Я ви'дела э'тих ка'менных же'нщин. Все они' име'ют вид сы'тый, отко'рмленный и смо'трят так, как бу'дто бы им ничего' на све'те не ну'жно, да'же и пла'тья. Со'бственно, нельзя' сказа'ть, что'бы они' смотре'ли, потому' что у них нет зрачко'в. |
Я улыбну'лся. |
– Ну, а вакха'нки? – сказа'л я. – Э'то тип неоспори'мо стра'стный, а ме'жду тем э'то то'же анти'чная красота'. |
– Вакха'нки? – повтори'ла она', стара'ясь припо'мнить. – Ах, да, я ви'дела. Э'то разде'тые пья'ные же'нщины, кото'рые пля'шут и'ли валя'ются по полу' с ку'бком в рука'х… Неуже'ли вам э'то нра'вится? |
– В своём ро'де – да. |
– Стра'нно!.. Наде'юсь, одна'ко, что вы меня' не причисля'ете… |
– К вакха'нкам? О, нет. У вас красота' соверше'нно друго'го ро'да. |
– А! Наконе'ц-то… Ну, ну, говори'те, кака'я? |
– Э'то, е'сли позво'лите так вы'разиться, красота' затаённой стра'сти. |
– Что? – сказа'ла она', опуска'я глаза'. – Я вас не понима'ю. |
– Бу'дто бы? |
– Пра'во. |
Я смотре'л ей в лицо', и мне нево'льно припомина'лось стра'нное его' выраже'ние но'чью, в ваго'не, когда' она' во'все не ду'мала обо мне. – Слу'шайте, – продолжа'л я, о'щупью свя'зывая свои' рассе'янные дога'дки, – красота' э'та с ви'ду скромна' и не броса'ется в глаза' никаки'ми эффе'ктами. В поко'е вы мо'жете ошиби'ться, приня'в её за выраже'ние ми'ра и тишины'. Пе'ред ва'ми безгре'шная де'ва с невозму'щенной ещё душо'й и'ли счастли'вая мать семе'йства, та, что в дома'шнем быту' де'ти и ня'ньки зову'т «мамаше'й». А ме'жду тем у э'той «мама'ши» в се'рдце ого'нь неутоли'мых жела'ний, в жи'лах клоко'чет расто'пленный мета'лл. И е'сли от э'того внутреннего' огня' что'-нибудь проска'льзывает нару'жу, а иногда' э'то нево'льно случа'ется, то вот э'то и бу'дет тот род красоты', о кото'ром я говорю'. |
Суха'я усме'шка зарни'цей игра'ла у ней на губа'х. Ме'дленно выпрямля'ясь, она' подняла' на меня' свои' бро'нзовые зрачки' и вдруг покрасне'ла. |
– Ка'жется, я угада'л? |
– Нет… а впро'чем – не зна'ю… мо'жет быть… Зна'ете, та'йное у нас, же'нщин, тру'дно уга'дывается, и осо'бенно вчу'же, со стороны'. Легко' ошиби'ться. |
– Коне'чно… Но бу'дьте и'скренны; ме'жду на'ми, мы ведь не зна'ем друг дру'га и по всей вероя'тности никогда' бо'льше не встре'тимся, призна'йтесь, ведь я не оши'бся? |
Она' потяну'лась, как ко'шка, лени'во, но с зата'енною си'лою в мя'гких чле'нах и с хи'щной не'гой телодвиже'ния. В полузакры'том взо'ре её, в усме'шке полуоткры'тых губ свети'лось и'менно то, что я угада'л… Друго'го отве'та не ну'жно бы'ло, да она' и не ду'мала отвеча'ть. Все флегмати'ческое сбежа'ло с неё как с гу'ся вода'. Пе'редо мно'ю была' опя'ть та са'мая же'нщина, кото'рая не могла' усну'ть в ваго'не и три ра'за опуска'ла вуа'ль. |
– Пора', – сказа'ла она', наконе'ц очну'вшись. – Проща'йте. Но я был сли'шком мо'лод и сли'шком ма'ло располо'жен к сове'там стои'ческой му'дрости. Я взял её за ру'ку и, уде'рживая на ме'сте, шепну'л не'сколько слов, кото'рые не име'ли бы смы'сла, е'сли бы я их повтори'л тепе'рь хладнокро'вно. Она' не отнима'ла ру'ки, а слу'шала мо'лча и при'стально всма'тривалась в мои' глаза'. Ра'за два при э'том суха'я усме'шка мелькну'ла у неё на губа'х, и раз она' покрасне'ла… С мину'ту мне показа'лось, как бу'дто она' коле'блется, но вдруг она' вы'рвала ру'ку, вста'ла и, тряхну'в голово'й, оттолкну'ла кре'сло. |
– Нет, – отвеча'ла она', смея'сь, – э'то вздор!.. Впро'чем, я не име'ю нужды' игра'ть тут с ва'ми коме'дию. Скажу' вам про'сто, я бы оста'лась; да и не я одна', больша'я часть из ва'ших безгре'шных дев и скро'мных «мама'ш» оста'лись бы, е'сли бы не боя'лись це'ны, кото'рую же'нщины пла'тят за э'того ро'да ве'щи… Зна'ете э'ту францу'зскую дра'му, где короле'ва со свои'ми сёстрами кутя'т по ноча'м, в како'й-то ба'шне, а к утру', что'бы отде'латься от нескро'мных любо'вников, то'пят их?.. Так вот, е'сли бы мо'жно и с ва'ми так… Но э'то все пустяки', я не францу'зская короле'ва и, одни'м сло'вом, проща'йте! На друго'й день, поутру', я то'лько что око'нчил письма' и торопи'лся идти'. На уме' у меня' лежа'ли дела' на'шей торго'вой компа'нии, с кото'рыми свя'заны бы'ли случа'йно и мои' со'бственные… Слуга', молодо'й, глупова'тый па'рень с салфе'ткой в рука'х, останови'л меня' в коридо'ре. |
– Хозя'йка веле'ла спроси'ть: вы до'лго изво'лите остава'ться? |
– Не зна'ю… А что? |
– Вид на'до бы прописа'ть. |
– Ну, хорошо', напо'мни ве'чером. Э'то бы'ло пе'ред сосе'днею две'рью. |
– А что, № 3-й до'ма? – спроси'л я, вспо'мнив мою' попу'тчицу. Он посмотре'л на меня' недове'рчиво и с како'й-то глу'пой усме'шкой, сло'вно не допуска'я, что'бы «ну'мер» мог быть не до'ма. |
– Ника'к нет-с, уе'хали, – отвеча'л он. |
На уме' у меня' верте'лось спроси'ть: «Кто така'я?» Но вопро'с э'тот с отъе'здом теря'л почти' весь интере'с, и я его' отложи'л до ве'чера, а к ве'черу любопы'тство моё оконча'тельно вы'дохлось. «Черт с не'ю! – реши'л я. – Кто бы она' ни была', како'е мне де'ло?» |
III |
Дела' задержа'ли меня' в Москве' до'льше, чем я рассчи'тывал, так что я при'был в Р** то'лько 10-го сентября'. О'льга, уви'дев меня' в окно', вы'бежала навстре'чу как сумасше'дшая, вся раскрасне'вшись, в слеза'х и в усме'шках, и мы обня'лись публи'чно, на у'лице. В э'ту мину'ту я мог заме'тить то'лько, что она' похуде'ла, но пото'м, когда' оживле'ние встре'чи прошло' и бы'ло вре'мя вгляде'ться внима'тельнее, я убеди'лся, что ей неде'шево обошли'сь э'ти пять лет. Бедня'жка о'чень перемени'лась: пре'жний здоро'вый цвет ли'ца и круглота' очерта'ний исче'зли, го'лос утра'тил свои' музыка'льные но'ты; в усме'шке, в движе'ниях ста'ло заме'тно что'-то не'рвное. Она' сама' зна'ла э'то, и не'сколько раз я заме'тил укра'дкою бро'шенный взор её, кото'рый как бу'дто спеши'л и вме'сте боя'лся проче'сть у меня' на лице' гру'стный ито'г мои'х впечатле'ний. При ма'тери я не реши'лся её расспра'шивать; мы по'няли в э'том друг дру'га без слов и молча'ли о са'мом гла'вном. Но по'сле обе'да, когда' А'нна Анто'новна ушла' к себе' и мы с О'льгой усе'лись по-ста'рому, в уголо'к, – вся'кое принужде'ние бы'ло бро'шено. По глубоко' отра'дному вздо'ху её я мог легко' угада'ть, с каки'м нетерпе'нием она' ожида'ла э'той мину'ты. |
– Пять лет!.. – говори'ла она', сжима'я мне ру'ки. – И ни одного' челове'ка во'зле, чтоб ду'шу отве'сть! |
Она', очеви'дно, щади'ла мать, но я убеди'лся ско'ро, что ей и со мной нелегко' быть и'скреннею. Она' сбива'лась, не догова'ривала, стара'ясь из всех сил смягчи'ть гру'бую и'стину; пу'талась в э'тих уси'лиях как в сетя'х и ча'сто, запну'вшись на полусло'ве, вдруг умолка'ла, как бы сама' испу'ганная тем, что гото'ва была' сказа'ть. Несмотря' на все э'ти заде'ржки ко`е-что', одна'ко же, вы'яснилось. Она' успе'ла меня' убеди'ть, наприме'р, что муж до бра'ка был стра'стно в неё влюблён. С э'той це'лью она' чита'ла мне письма', кото'рые бы'ли дово'льно глу'пы и места'ми да'же безгра'мотны, но неоспори'мо стра'стны… |
«Мой а'нгел! – писа'л он к О'льге ещё женихо'м. – Моя' боже'ственная, безу'мно люби'мая О'лечка! Я в отча'янии, узна'в из твоего' письма', что ты вернёшься лишь в суббо'ту и'ли в воскресе'нье. Почему' так до'лго? – И да'лее. – Без тебя' ни мину'ты не споко'ен. Ви'жу тебя' во сне и наяву'… не могу' дожда'ться на'шего свида'ния. Непра'вда ли, ты прижмёшь меня' не'жно к свое'й груди'? А я бу'ду к тебе' так не'жен, что ты от блаже'нства сама' себя' не бу'дешь по'мнить… Как рассказа'ть мою' невырази'мую любо'вь к тебе', и что ты тепе'рь наве'ки моя', моя' О'лечка! Моя' жёнушка!» и т. д. |
Пыл э'тот, одна'ко, осты'л по'сле сва'дьбы скоре'е, чем мо'жно бы'ло бы предположи'ть, так ско'ро, что бе'дная О'льга, ви'димо, со'вестилась да'же определи'ть мне вре'мя – когда' э'то случи'лось. «Че'рез год?» – «Ах нет ра'нее…» – «Че'рез полго'да?» Она' поту'пилась с та'ким ви'дом, что я не реши'лся да'же и спра'шивать да'лее, чтоб не заста'вить её красне'ть. |
– В его' оправда'ние, – заговори'ла она', мину'ту спустя', – я должна' сказа'ть, что его' любо'вь все же была' бескоры'стна… Он жени'лся не по расчёту. |
Я посмотре'л ей в глаза' с удивле'нием, она' опусти'ла их и вздохну'ла. |
– Поду'май то'лько, мой друг, что мог он иска'ть во мне, кро'ме меня' са'мой? Ни свя'зей, ни состоя'ния, а насчёт ро'ли, кото'рую я мо'гла игра'ть в его' кругу', ты зна'ешь сам: спосо'бна ли я на что'-нибудь подо'бное… Нело'вкая, неуме'лая… В жизнь свою' не по'мню ещё ни ра'зу, что'бы мне удало'сь произвести' эффе'кт. |
Я колеба'лся… Жа'лко бы'ло отня'ть у несча'стной её после'дние иллю'зии, а ме'жду тем они' меша'ли ей жить. |
– О'льга, – отвеча'л я, скре'пя се'рдце, – я зна'ю немно'жко Па'вла Ива'новича, и ты не расска'зывай мне о нем ска'зок. Па'вел Ива'нович влю'бчив до га'дости – э'то пра'вда, но влю'бчивость и любо'вь – две ра'зные ве'щи… Ничего' не иска'л в тебе' кро'ме тебя' са'мой?.. Да, пожа'луй, е'сли ты согласи'шься, что в тебе' нет и не бы'ло ничего', кро'ме же'нской твое'й красоты'. |
– Кака'я уж красота'? |