text
stringlengths
0
3.24k
не гляди ты, девушка,
что я сед
и под старым деревом
корень тверд.
1ты свети мне, месяц,
высоко, не низко.
на разбой иду я
далеко, не близко!
боже, в польше нашей
пошли нам здоровья,
в стороне венгерской
пошли нам удачи!</s>на тускнеющие шпили,
на верхи автомобилей,
на железо старых стрех
налипает первый снег.
много раз я это видел,
а потом возненавидел,
но сегодня тот же вид
новым чем-то веселит.
это сам я в год минувший,
в божьи бездны соскользнувший,
пересоздал навсегда
мир, державшийся года.
и вот в этом мире новом,
напряженном и суровом,
нынче выпал первый снег
не такой он, как у всех.</s>вверху — грошовый дом свиданий.
внизу — в грошовом казино
расселись зрители. темно.
пора щипков и ожиданий.
тот захихикал, тот зевнул
но неудачник облыселый
высоко палочкой взмахнул.
открылись темные пределы,
и вот — сквозь дым табачных туч —
прожектора зеленый луч.
на авансцене, в полумраке,
раскрыв золотозубый рот,
румяный хахаль в шапокляке
о звездах песенку поет.
и под двуспальные напевы
на полинялый небосвод
ведут сомнительные девы
свой непотребный хоровод.
сквозь облака, по сферам райским
улыбочки туда-сюда
с каким-то веером китайским
плывет полярная звезда.
за ней вприпрыжку поспешая,
та пожирней, та похудей,
семь звезд — медведица большая —
трясут четырнадцать грудей.
и до последнего раздета,
горя брильянтовой косой,
вдруг жидколягая комета
выносится перед толпой.
глядят солдаты и портные
на рассусаленный сумбур,
играют сгустки жировые
на бедрах `,
несутся звезды в пляске, в тряске,
звучит оркестр, поет дурак,
летят алмазные подвязки
из мрака в свет, из света в мрак.
и заходя в дыру все ту же,
и восходя на небосклон, —
так вот в какой постыдной луже
твой день четвертый отражен!
нелегкий труд, о боже правый,
всю жизнь воссоздавать мечтой
твой мир, горящий звездной славой
и первозданною красой.</s>лицо у луны как часов циферблат
им вор озарен, залезающий в сад,
и поле, и гавань, и серый гранит,
и город, и птичка, что в гнездышке спит.
пискливая мышь, и мяукающий кот,
и пес, подвывающий там, у ворот,
и нетопырь, спящий весь день у стены, —
как все они любят сиянье луны!
кому же милее дневное житье, —
ложатся в постель, чтоб не видеть ее
смежают ресницы дитя и цветок,
покуда зарей не заблещет восток.</s>психея! бедная моя!
дыханье робко затая,
внимать не смеет и не хочет
заслушаться так жутко ей
тем, что безмолвие пророчит
в часы мучительных ночей.
увы! за что, когда всё спит,
ей вдохновение твердит
свои пифийские глаголы?
простой душе невыносим
дар тайнослышанья тяжелый.
психея падает под ним.</s>имей глаза – сквозь день увидишь ночь,
не озаренную тем воспаленным диском
две ласточки напрасно рвутся прочь,
перед окном шныряя с тонким писком.
вон ту прозрачную, но прочную плеву
не прободать крылом остроугольным
не выпорхнуть туда, за синеву.