Datasets:

Lynxpda

/

original-veps-russian

like 0

— Не находят, — согласился я.

— Ei löutkoi, – hökkähtin minä.

И ты мне не нужен.

I sinä ed ole tarbhašt minei.

— Добрый день, — сказал он на всякий случай.

— Hüväd päiväd, – kaiken-se sanui hän.

Маленький принц даже побледнел от гнева.

Penikaine princ eskai vauhištui vihaspäi.

Когда астроном открывает такую планетку, он дает ей не имя, а просто номер.

Konz tähthidentedomez’ avaidab mugoižen planetan, hän ei anda sille nimed, a andab vaiše nomeran.

— Но я уже смотрел!

— No minä jo olen kacnu!

Я уже много читала о вепсской кухне, рецептов приготовления много, и они разные, так как каждая хозяйка, готовя ту или иную выпечку или блюдо, меняет количество и состав ингредиентов.

Minä olen jo äi lugenu vepsläižes sömižes, receptoid om lujas äi, i ned oma erazvuiččed, sikš miše kaikutte emäg, tehtes mittušt-ni paštatest vai blödad, toižetab ingredientoiden keitod da mülündad.

- Видно, Бог, скоро возьмёт мою душу на небеса.

— Nacein, Jumal pigai otab minun hengen taivhale.

Не делай больше своих чёрных дел.

Ala tege enamba ičeiž mustid azjoid.

Но я был слишком молод, я еще не умел любить.

No minä olin lujas nor’, minä völ en mahtand armastada.

Это был абсолютный монарх.

Nece oli absol’utine monarh.

На мою беду, а может на спасение, подошла ко мне бабушка Лукерья, взяла меня за руку, завела к соседям и положила на рундук (рундук — это вход в подполье в вепсских домах, приподнятое над полом место, где вместо скамейки можно и сидеть).

Minun bedaks, a voib olda päzutandaks, minunnoks tuli Luker’ja-bab, oti mindai kädes, vei susedoidennoks da pani rundugan päle (rundug – nece om tulend karzn’aha vepsläižiš pertiš, lavan päl letud sija, kus voiži ištta laučan sijas).

Я был взволнован.

Minä olin holdunu.

Мясо для вепсов было довольно редкой едой, почти всё мясо засаливали в бочках и вялили.

Liha vepsläižil oli ani harv sömine, läz kaiked lihad solatihe bučiš da ahavoitihe.

В лодке было много воды.

Venehes oli äi vet.

У меня оставался день, чтобы отдохнуть, и ночь, чтобы выспаться…

Minai oli päiv, miše lebaitas, i ö, miše magata külläks…

И какой же это чудесный день — четверг!

I mitte čudosine om nece päiv – nellänz’päiv!

— Вот это — настоящее дело!

– Naku se om todesine azj!

И обвилась вокруг щиколотки Маленького принца, словно золотой браслет.

I ümbärzi Penikaižen princan jaugan, kuti kuldaine braslet.

— воскликнул он, заметив Маленького принца.

– kirgahti hän, homaites Penikaižen princan.

Пятьсот миллионов… Уж не знаю, чего… У меня столько работы!

Vižsadad millionad… En teda jo midä… Minai om severz’ radod!

— Добрый день, — отозвались розы.

— Hüväd päiväd, – änestiba rozad.

— Но ведь если ты его не привяжешь, он забредет неведомо куда и потеряется.

— No ved’ ku sinä ed sido sidä, se lähteb kuna-ni da kadob.

Этот молодой человек был офицером-подводником ВМФ, и он стал моим мужем.

Nece nor’ priha oli Voinmerilaivišton oficer-vedenalnik, i hän tegihe minun mužikaks.

— И как же теперь?

— I kut-žo om nügüd’?

И я попытался разузнать побольше: — Откуда же ты прилетел, малыш?

I minä naprin tedištada enambad: — Kuspäi-žo sinä oled tulnu, prihaižem?

Сына назвали Григорием.

Poigale anttihe nimi Grigorii.

Для меня вкус этого торта – это ощущение детства, праздника и маминой заботы.

Necen tortan magu minun täht om kuti laps’aigan, praznikan da maman holen mujand.

Если не знать, то было бы трудно поверить, что она создательница вепсской письменной нормы, автор первых букварей и книг для чтения, составитель словарей, автор нескольких монографий и эпоса «Вирантаназ», основатель газеты «Kodima» и журнала «Verez tullei», поэтесса и редактор многих вепсскоязычных книг, а также переводчик на вепсский язык Нового Завета и Калевалы.

Ku ei teta, ka oliži jüged uskta, miše hän om vepsän kirjkelen sädai, ezmäižiden bukvariden da lugendkirjoiden tegii, sanakirjoiden ladii, kuverdan-se monografijan da «Virantanaz»-eposan avtor, «Kodima»-lehtesen da «Verez tullei»-žurnalan augunpanii, runoilii da äjiden vepsänkeližiden kirjoiden toimitai, da völ Uden Zavetan da Kalevalan kändai vepsän kel’he.

Но тут откуда-то появилась женщина.

No sid’ kuspäi-se ozutihe naine.

За ваше здоровье!

Teiden tervhudeks!

— Они хотят догнать тех, первых?

— Tahtoiba-k hö sabutada niid, ezmäižid?

Сын Сергей отправляется на озеро и приносит домой большие уловы.

Poig Sergei lähteb järvele da tob kodihe surid satusid.

— А как же заход солнца?

— A kut-žo päiväižen laskend?

Правильно ли я говорю?

Oikti-k minä pagižen?

Никто вас не приручил, и вы никого не приручили.

Niken ei kodikoičend teid, i tö et kodikoičenuded nikeda.

Это будет мой тебе подарок.

Nece linneb minun lahj sinei.

— Но почему ты все время говоришь загадками?

– No mikš sinä kaiken pagižed ozoitesil?

И я тебе тоже не нужен.

I minä en ole tarbhašt sinei.

Всех родных моих и знакомых.

Kaikid minun heimolaižid da tutabid.

— Под яблоней…

– Jablon’pun al…

Вы можете переводить с русского на вепсский?

Voit-ik käta venäkelespäi vepsäks?

Но все-таки мы пустились в путь.

No kaik-se mö läksim matkaha.

— На твоей планете, — сказал Маленький принц, — люди выращивают в одном саду пять тысяч роз… и не находят того, что ищут…

— Sinun planetal, – sanui Penikaine princ, – ristitud kazvataba ühtes sadus viž tuhad rozad… i ei löutkoi sidä, midä eciba…

Я с теплотой вспоминаю, как мой племянник Коленька (Васильев Н. Н.) практически каждое утро по пути в школу привозил нам трехлитровый бидон молока от моего брата Николая и невестки Марии.

Minä johtutelen lämudenke südäimes, kut minun Kolen’ka-plemännik (N. N. Vasil’jev) läz kaikuččel homendesel mändes školha toskeli meile koumelitrašt bidonad maidod minun Nikolai-vellelpäi da Marija-kälülpäi.

Сегодня ночью я туда приду.

Tämbei öl minä tulen sinna.

– ласковым, певучим голосом говорит бабушка.

– laskval, pajatajal änel sanub baboi.

Ещё нет двух часов.

Ei ole völ kaht časud.

И тогда ты увидишь, как точно исполнится мое повеление.

I siloi sinä nägištad, kut tarkas täutase minun käskend.

— Я ведь не хотел, чтобы тебе было больно, ты сам пожелал, чтобы я тебя приручил…

– Minä ved’ en tahtoind, miše sinei oliži kibed, sinä iče tahtoid, miše minä kodikoičižin sindai…

— Этикет не разрешает зевать в присутствии монарха, — сказал король.

— Etiket ei laske haikosteldas monarhan rindal oldes, – sanui kunigaz.

Я вам поведаю историю, которая произошла в большой семье наших соседей.

Minä starinoičen teile istorijan, mitte ozaižihe meiden susedoiden sures kanzas.

И в тот же момент раздались выстрелы – знак того, что детей нашли!

I sil-žo kurol kajahtiba ambundad – sen znam, miše lapsed löutihe!

Поздно вечером к нему явился Фролов Семён.

Möhäehtal hänennoks tuli Semön Frolov.

А в нем сидит такой барашек, какого тебе хочется.

A siš ištub mugoine bošakoine, miččen sinä tahtoid.

Родилось у Кены двое ребятишек – сперва девочка Окша, а за ней – мальчик Кюрша.

Sünduiba Kenal kaks’ last – ezmäks neičukaine Okša, a sid’ – poigaine Kürša.

— Это было совсем не здесь.

– Nece ei olend tägä.

Он сказал: — Я рад, что ты нашел, в чем там была беда с твоей машиной.

Hän sanui: — Minä olen ihastusiš, miše sinä löuzid, miš oli problem sinun mašinanke.

Потерпев неудачу с рисунками №1 и №2, я утратил веру в себя.

Sades ozatomut pirdkuvidenke №1 da №2, minä kadotin uskondan ičhein.

Он не ответил ни на один мой вопрос, но ведь когда краснеешь, это значит «да», не так ли?

Hän ei sanund nimidä ni ühtele minun küzundale, no ved’ konz ruskištud, se znamoičeb «ka», ei-ik muga?

Остались в деревеньке только старики слабые да дети малые.

Külähä jäiba vaiše välläd vanhušid da pened lapsed.

В английском языке произношение отличается от написания, а в вепсском языке это не так.

Englandin keles virkand erineb kirjutamižespäi, a vepsän keles se ei ole muga.

А кто хочет барашка, тот, безусловно, существует», — если им сказать так, они только пожмут плечами и посмотрят на тебя, как на несмышленого младенца.

A ken tahtoib bošakošt, se tozi-ki om olmas», – ku sanuda heile muga, hö vaiše libutaba ougad da kacuhtaba sinuhu, kuti meletomaha vagahaižehe lapsehe.

— Уговор не менялся, — сказал фонарщик.

— Kožmuz ei vajehtanus, – sanui fonarnik.

Тогда — очень прошу вас!

Siloi – lujas pakičen teid!

Это мой рисунок №2.

Nece om minun pirdkuva №2.

Все умеет делать наш народ, за все берётся.

Kaiked mahtab tehta meiden rahvaz, kaikhe otase.

А я прибавил нерешительно: — Может быть, это потому, что исполняется год?..

A minä ližazin hilläšti: — Voib olda, se om sikš, miše täudub voz’ jo?..

Отойдя немного от берега, мы завели мотор и поплыли.

Lähttes vähäšt randalpäi, mö panim radho motoran da ujuškanziba.

А с какой планеты?

A miččel planetalpäi?

Можно сказать, что изюминка вепсской национальной кухни – это натуральные продукты, выращенные в экологической среде.

Voib sanuda, miše vepsläižen rahvahaližen keitändladun erigoičuz om ekologižes ümbrištos kazvatadud naturaližed produktad.

— Здравствуй, — вежливо ответил Маленький принц и оглянулся, но никого не увидел.

— Tervhen, – sanui Penikaine princ ustavakahašti da kacuhti laptoihe, no nikeda ei nägištand.

Кроме того, печь использовали и для лечения – парились, как в бане, в устье печи, тем самым лечили простудные и легочные болезни, артриты.

Paiči sidä, päč kävutadihe tervehtoitandan-ki täht – vastoihe, kuti kül’betiš, päčinsus da muga tervehtoittihe kül’mehtuz- da tävuläžundoid, artritoid.

Пришлось стоять, а он так устал… и вдруг он зевнул.

Pidi seišta, a hän muga väzui… I äkkid hän haikostihe.

— И потом, тигры не едят траву.

– I sid’ tigrad ei sögoi heinäd.

Да здравствует вепсский народ!

Elägaha vepsän rahvaz!

Разрешите приветствовать вас от имени X.

Laskkat säta tervhen teidenke X nimelpäi.

Он не выходит из своего кабинета.

Hän ei lähte ičeze kabinetaspäi.

Располагалась она в середине помещения и была не только основным инструментом для приготовления блюд, но и хранителем огня и источником тепла и жизни.

Se sijazihe kesked honust da oli ei vaiše päkalun sömižiden vaumištandas, no lämoin kaičijan da lämusen i elon purtken-ki.

Писать текст на своём родном языке всем было очень интересно.

Kirjutada tekstad ičeze kodikelel kaikile oli lujas melentartušt.

Для украшения можно использовать тертый шоколад.

Čomiteseks voib kävutada törkitud šokolad.

Говорите ли вы по-русски?

Pagižet-ik venäkelel?

— Совсем сухая, вся в иглах и соленая.

– Ani kuiv, kaik negloiš da solakaz.

Слова только мешают понимать друг друга.

Sanad vaiše telustaba el’geta toine tošt.

Разрешите поздравить вас от имени X.

Laskkat säta tervhen teidenke X nimelpäi.

— Да ведь на твоей планете больше и нет никого!

— Da ved’ sinun planetal enamba ei ole-ki nikeda!

Потом он сказал: — Знаешь… моя роза… я за нее в ответе.

Sid’ hän sanui: — Tedad-ik… minun roza… minä olen vastuses siš.

Максим всё время наблюдал за мордой и видел, как крупные рыбины перепрыгивали через запруду.

Maksim kacui kaiken aigan merdha da nägi, kut sured kalad hüppiba üli pados.

С каждым днём весеннее солнышко грело всё больше и дольше.

Kaikuččen päivänke keväz’line päiväine lämbiti kaik enamba da hätkemba.

— Ну, у меня там не так уж интересно, — промолвил Маленький принц.

— Nu, minai sigä ei ole lujas melentartušt, – virkoi Penikaine princ.

Это был, какой - то необъяснимый энтузиазм.

Nece oli mitte-se sel’genzoitmatoi entuziazm.

Я испугалась, но папа его узнал: это был Иван Дмитриевич Бурмаков из соседней деревни.

Minä pöl’gästuin, no tatoi tundišti händast: nece oli Ivan Dmitrijevič Burmakov susedküläspäi.

Скажите мне точное время.

Sanugat minei tarkoiged aig.

А тогда рыбу варили в больших чугунах, потом выкладывали на тарелку, а требуху, хвосты, головы – всё это отдавали поросятам.

A siloi kalad keittihe suriš katl’oiš, sid’ pandihe torelkale, a kalansüdäimid, händoid, päid – sidä kaiked anttihe porzhile.

— Какой ты красивый!

– Mitte oled čoma!

Он никогда никого не любил.

Hän nikonz nikeda ei armastand.

Но каждый раз при переезде в новое жилище я не забывала о том, что надо попроситься у Хозяина этого дома, чтобы он принял нас и не обижал никого из моей семьи, да и животных тоже, которые переезжали вместе с нами.

No kaikuččen kerdan, sirttes udele eländsijale, minä en unohtelend siš, miše pidab pakitas necen pertin kodi-ižandal, miše hän otaiži meid vastha da ei abidoičiži nikeda minun kanzaspäi, dai živatoid-ki, miččed sirdlihe meidenke ühtes.

Уважаемый профессор!

Arvostadud professor!

В ту минуту я говорил себе: «Если этот болт и сейчас не поддастся, я так стукну по нему молотком, что он разлетится вдребезги».

Sil minutal minä sanuin ičelein: «Ku nece bolt ei antte nügüd’-ki, minä muga kolahtan sihe pal’l’aižel, miše se mäneb pilazmoile».

— Ты что-то задумал и не говоришь мне… Но он не ответил.

— Sinä meletid miš-se i ed sanu minei… No hän ei sanund nimidä vastha.