text
stringlengths 0
56
|
|---|
Костюшко лях, Мицкевич лях! |
Пожалуй, будь себе татарин, — |
И тут не вижу я стыда; |
Будь жид – и это не беда; |
Беда, что ты Видок Фиглярин. |
</s> |
Шумит кустарник… На утес |
Олень веселый выбегает, |
Пугливо он подножный лес |
С вершины острой озирает, |
Глядит на светлые <луга>, |
Глядит на синий свод небесный |
И на днепровские брега, |
Венчанны чащею древесной. |
Недвижим, строен он стоит |
И чутким ухом шевелит…… |
Но дрогнул он – незапный звук |
Его коснулся – боязливо |
Он шею вытянул и вдруг |
С вершины прянул |
</s> |
От северных оков освобождая мир, |
Лишь только на поля, струясь, дохнет зефир, |
Лишь только первая позеленеет липа, |
К тебе, приветливый потомок Аристиппа, |
К тебе явлюся я; увижу сей дворец, |
Где циркуль зодчего, палитра и резец |
Ученой прихоти твоей повиновались |
И вдохновенные в волшебстве состязались. |
Ты понял жизни цель: счастливый человек, |
Для жизни ты живешь. Свой долгий ясный век |
Еще ты смолоду умно разнообразил, |
Искал возможного, умеренно проказил; |
Чредою шли к тебе забавы и чины. |
Посланник молодой увенчанной Жены, |
Явился ты в Ферней – и циник поседелый, |
Умов и моды вождь пронырливый и смелый, |
Свое владычество на Севере любя, |
Могильным голосом приветствовал тебя. |
С тобой веселости он расточал избыток, |
Ты лесть его вкусил, земных богов напиток. |
С Фернеем распростясь, увидел ты Версаль. |
Пророческих очей не простирая вдаль, |
Там ликовало всё. Армида молодая, |
К веселью, роскоши знак первый подавая, |
Не ведая, чему судьбой обречена, |
Резвилась, ветреным двором окружена. |
Ты помнишь Трианон и шумные забавы? |
Но ты не изнемог от сладкой их отравы: |
Ученье делалось на время твой кумир: |
Уединялся ты. За твой суровый пир |
То чтитель промысла, то скептик, то безбожник. |
Садился Дидерот на шаткий свой треножник, |
Бросал парик, глаза в восторге закрывал |
И проповедывал. И скромно ты внимал |
За чашей медленной афею иль деисту, |
Как любопытный скиф афинскому софисту. |
Но Лондон звал твое внимание. Твой взор |
Прилежно разобрал сей двойственный собор: |
Здесь натиск пламенный, а там отпор суровый, |
Пружины смелые гражданственности новой. |
Скучая, может быть, над Темзою скупой, |
Ты думал дале плыть. Услужливый, живой, |
Подобный своему чудесному герою, |
Веселый Бомарше блеснул перед тобою. |
Он угадал тебя: в пленительных словах |
Он стал рассказывать о ножках, о глазах, |
О неге той страны, где небо вечно ясно, |
Где жизнь ленивая проходит сладострастно, |
Как пылкой отрока восторгов полный сон, |
Где жены вечером выходят на балкон, |
Глядят и, не страшась ревнивого испанца, |
С улыбкой слушают и манят иностранца. |
И ты, встревоженный, в Севиллу полетел. |
Благословенный край, пленительный предел! |
Там лавры зыблются, там апельсины зреют… |
О, расскажи ж ты мне, как жены там умеют |
С любовью набожность умильно сочетать, |
Из-под мантильи знак условный подавать; |
Скажи, как падает письмо из-за решетки, |
Как златом усыплен надзор угрюмой тетки; |
Скажи, как в двадцать лет любовник под окном |
Трепещет и кипит, окутанный плащом. |
Всё изменилося. Ты видел вихорь бури, |
Падение всего, союз ума и фурий, |
Свободой грозною воздвигнутый закон, |
Под гильотиною Версаль и Трианон |
И мрачным ужасом смененные забавы. |
Преобразился мир при громах новой славы. |
Давно Ферней умолк. Приятель твой Вольтер, |
Превратности судеб разительный пример, |